Варварские тексты: Игнатычев Сергей Анатолиевич. О Германии и о себе

Н.В.Гоголь, комедия «Ревизор»

Часть первая

1.1 ВЗЛЕТ

Для человека штатского многие подробности этих записок покажутся странными и скучными, однако, я старался написать картину нашей армейской жизни изнутри глазами кадрового офицера Советской Армии, стараясь сделать подобное чтиво развлекательным. Не мучаясь комплексом большого писателя, я обратился к жанру путевых записок, что по своей сути не очень благодарное дело для автора. Кто сейчас не пишет про свои путешествия, когда пол-России сорвались и мечутся по свету? Есть записки хорошие, плохие, веселые и нудные, но я еще не видел описаний событий 20-летней давности без политической окраски. Очень надеюсь, что мои литературные подвиги найдут читателя, события и люди будут интересны, а политические взгляды автора покажутся оригинальными и обьективными.

Автор, как представитель вышестоящего штаба, инспектирует строй младших офицеров родной дальневосточной бригады СПЕЦНАЗ в г.Уссурийске, в которой сам прослужил с лейтенанта. Апрель 1986 год. Из архива автора.

Итак, я начну с маленького предисловия к моей немецкой саге.

В 1987 году, я, молодой и перспективный капитан СА, проходил службу в Хабаровске, в штабе КДВО. Для понимающих людей обьяснять не надо, что капитан в новых погонах может сделать интересную и разнообразную карьеру, находясь в штабе округа, что многие и делали. Я совершил замечательный прыжок из войсковой бригады СПЕЦНАЗ в звании старшего лейтенанта в штаб округа по рекомендации замечательного молодого штабного подполковника Игнатова (ирония судьбы!). Однако, дальше следовало затихнуть, целовать всех в зад без разбору, и ждать своего счастливого случая в засаде. Признаться, мне это было не очень интересно, я хотел яркой штабной деятельности или хотя бы интересного окружения. Как часто со мной случалось, мне не хватило терпения и я начал искать выходы на свет, вызывая недоуменные взгляды своих коллег, которые были абсолютно счастливы в большом, очень холодном зимой и совершенно дальневосточном городе Хабаровске.

Однако, господа, процесс пошел! 1987... перестройка набирала ход, но на Дальнем Востоке она покажется только через лет 5. Все катилось как прежде, и многие вещи были скрыты от наших глаз и на службе. Не очень знакомый с системой работы Второго отдела нашего управления, я не очень придал внимания мимолетному разговору о жизни с двумя интеллигентными подполковниками из паралелльного отдела, и зря! Позже после неожиданной чистки со стороны особого отдела штаба округа, меня поставили в известность в приватной беседе, что я отобран в кандидаты в Академию СА. Я не буду здесь описывать специфику моей возможной карьеры в связи с таким поворотом, знающие люди поймут вытекающие последствия подобного отбора.

Шок, что говорить! Другой бы потерял дар речи и утроил бы усилия по целованию фелейных частей командования, но у меня были смешанные чувства. С одной стороны – перспектива, учеба в Москве, далее Лондон, НЬю-Йорк, Токио со всеми остановками! Не забывайте, на улице был 1987 год, и служба за границей была большим благом. Стоит ли говорить, что работа в капстранах была вершиной всех мечтаний и приравнивалась к внешней разведке КГБ. С другой, карьера виделась большой, сложной, и однозначно подчиненной. О досрочном увольнении в запас не было и речи. Я всегда хотел видеть увольнение в запас, как выход из игры, но в советское время это могло стоить мне дорого. При насильном досрочном увольнении офицера клеили статью или давали «волчий билет» по здоровью. С таким «багажом» можно было работать рабочим или дворником на гражданке.

Надо признаться, что еще одной причиной, изменившей тогда мое мнение, была унизительная и мучительная «чистка», устроенная мне «особым» отделом штаба. Особисты, по обыкновению, легко начали с вопросов о моем сослуживце-майоре, человеке неоднозначном и по-своему сомнительном в совершенно секретном вакууме окружного разведотдела. Однако, дело приняло крутой оборот, и мне пришлось отбиваться уже от вопросов, касающихся лично меня. Прошел я «чистку» с честью, не написав ни одного доноса, (что нельзя сказать о моих милых «друзьях», накатавших на меня горы!), и получил снисходительное «добро» от майора-особиста, к которому я бегал целый месяц на «свидания» в тайные углы штаба ДВО, постоянно удивляясь разветвленности армейского КГБ. Видно, пожалев меня, мрачный майор проявил нечто подобное доброте, и напоследок сказал две фразы, которые я запомнил надолго. На мой сакраментальный вопрос – за что все это мне?, майор устало вздохнул и брезгливо бросил через плечо: «Служить надо, как все, а то лезут, куда не надо!» Это, как ни странно, касалось Академии Советской Армии. Зато, вторая фраза поставила все на свои места сразу: «Учиться надо было в нормальном ВВУЗе! Много ваших на ту сторону бежать стало...». Тут я понял все – ВИИЯ!, и что это мне придется слышать всю будущую карьеру. Признаться, гордости в тот момент за свой институт не испытывал...

Сейчас уже неважно, что было основной причиной отказа от предложенного пути, однако, я решил все по-другому. Все как-то сошлось вместе. В 1986 году наш легендарный командующий КДВО генерал Д.Язов был назначен начальником Главного управления кадров МО СССР. Человек порядочный, (единственно кто не отказался от своих взглядов после путча), Язов тепло попрощался с личным составом штаба в клубе и пообещал навести порядок с заменой с Дальнего Востока. Все регионы Дальнего Востока имели свой денежный коэффициент и срок по замене, однако заменщики приезжали из европейской части на восток как-то вяло. Особо хреново ехали наши офицеры в группы войск. Оттуда ехали, но туда почему-то никого не звали. Коррупция и блат очень хорошо мне были видны в Мерзебурге, но до этого еще было далеко. Язов немножко встряхнул блатное болото, за что я ему очень благодарен.

Д.Язов, по материалам Интернета .

1987 год потряс наших штабных кадровиков, властителей судьб. Я помню, как штабной майор-кадровик громко удивлялся, что только по линии нашего управления пришла заявка на 28 молодых офицеров на должности от Северной Кореи, до Кубы! Естественно, кадры, которые решали все, не рады были такой популярности – особо не поторгуешь должностенкой-то! Я, естественно, схватился и, нажав на знакомства, прочитал список замены. Все! Тут я понял – мое!!! Прямая замена один человек – капитан в ГСВГ. Дело нехитрое, замена без повышения, там новую должность получить очень сложно, так как приезжают по замене офицеры одного звания. Майор уехал – майор приехал, точка, капитану можно не волноваться. Должность была штабная, но войсковая, полк армейского подчинения, а не окружного, т.е. я терял огромное премущество, два уровня, два джекпота. Но я еду в ГСВГ, в Германию, в Европу!!! Подсознательно я чувствовал, что Мерзебург в моей жизни будет важнее, чем просто сытое офицерское жалование и карабкание по служебной лестнице.

Что дальше - нам, простым офицерам, было неизвестно. Позже, вспомнив, что мне по-дружески сказал кадровик, я понял, что обьединение Германии было хорошо известно в 1987 году даже мелким кадровикам. Они уже знали, что зарплаты офицерам будут платить в марках ФРГ, и срываться туда надо году в 1989-ом. Забавно, что другом кадровика я стал неожиданно, но неудивительно для меня. Народ по блату покупал японские стерео системы и не мог прочитать руководство, чем я и занимался. К слову, моя жена работала в бухгалтерии штаба округа по рекомендации молодого лейтенанта-финансиста, которому я переводил руководство на его Sharp . Да, а в это время народ нес службу в укреп-районах на границе с Китаем.... Чувствуете разницу?

Меня не поняли и потеряли интерес все. Сослуживцы пожимали плечами, второй отдел перестал здороваться, а кадровик сказал просто, что дурак – подожди еще. Но, я не ждал, судьба шла в руки в виде маленького предписания с печатью, на котором был обозначен пункт прямой замены – загадочный Мерзебург и фамилия заменщика-капитана, как оказалось потом смурного дремучего мужика, имя которого я никогда не вспомню. Но особую уверенность вселяли хрустящие загранпаспорта. Синий мне, красный – жене. Кстати, это был второй загранпаспорт, выданный мне МО СССР. Мой первый синий загранпапорт был мне выдан в 1979 в ЦК КПСС. Но это уже совсем другая история.

Франкфурт на Одере, ГДР, открытка, конец 1980-х. По материалам Интернета.

1.2. ОТ МОСКВЫ ДО БРЕСТА НЕТ ТАКОГО МЕСТА...

Сборы были недолгими. Мы с женой не успели «прикипеть» к Хабаровску, жилья у нас не было, вещи были не полностью распакованы, хотя в Доме отдыха МО, где мы обитали, офицерские семьи жили подолгу. Морозные зимы 1986 и 1987 годов запомнились нам навсегда. В отличие от плохо отапливаемого Уссурийска, Хабаровск оказался большим и теплым в смысле отопления, но не в смысле общения, людей и службы. Когда-нибудь я посвящу страницу нашим приключениям в большом снежном городе на могучей реке Амур.

А пока я «брал» Берлин. На самом деле, было ощущение, что мой личный «Берлин» уже взят, завоеван и заслужен. Я искренне верил, что моя европейская сага изменит мою жизнь и карьеру, хотя, и не предполагал, что так драматично и глубоко. Без тени сожаления я покинул Хабаровск и полетел в Москву навстречу приключениям, как обычно, с двумя чемоданами. По армейской традиции, и по логике жизни, я всегда ехал первым на новое место, обустраивался как получится, а потом вызывал жену. Такая схема работала, Советская Армия, в целом, заботилась об офицерах, и на улице мы не ночевали никогда.

Ст.л-нт Игнатычев за составлением ежедневной сводки в помещении 4-го отдела разведуправления КДВО. Фото на память сделано спец фотокамерой через щель двери стажером Академии СА. Хабаровск, 1986 год. Из архива автора.

Интересно отметить, что живя на Дальнем Востоке к самолетам привыкаешь, как к обычному виду транспорта, т.к. остальной был ограничен. Да, и сейчас мало что там поменялось в лучшую сторону. Летели все и всюду. Авиатранспорт был популярен и необходим, как, скажем, в Австралии или США. Различие было в том, что в мои легендарные времена 1980-х выбор был небольшой - был Аэрофлот и ВВС. Последние использовались широко, особенно офицерами самих ВВС и командованием всех сортов. Трюк заключался не только в «приватности» перелетов, это экономило деньги. На Дальнем Востоке офицеры получали воинское требование на самолет один раз в год для выезда в отпуск. При этом разрешалось использовать свое требование на жену, в случае, если ты его не использовал в предыдущий год. Так мы и летали в Москву раз в два года бесплатно.

Понятно, что сев на военно-транспортный самолет по направлению в Москву, можно было хорошо сэкономить. Однако, подобные путешествия были крайне неудобными, некомфортными, чреваты многочисленными посадками и прочими сложностями. В офицерской среде был особый шик хвалиться своими боевыми перелетами на малокомфортабельном, транспортном АН-12 и быть «приближенными» к ВВС, которые исторически во всех армиях мира находятся на особо высоком положении.

Здание штаба КДВО, место службы автора 1986-87 гг. По материалам Интернета.

Хорошо известно, что АН-12 – самый «пьяный» самолет ВВС. Кто знаком с этой очень хорошей и надежной машиной, испытанной во всех современных войнах, на всех континентах, и продолжающей работать во всем мире, помнят ее квадратную герметическую каюту со столиком посредине, где пассажиры, и, увы, зачастую экипаж бесконечно пьют весь перелет. Но, кто сравнит мужественную мужскую пьянку на боевом самолете с обильной водкой и аскетической закуской с вонючим ИЛ-62, наполненным ноющими женами и засратыми младенцами! Но, была одна маленькая деталь во всех этих блатных военно-транспортных перевозках. Эти самолеты падали. Тихо и часто. В советское время не принято было кричать в прессе, что очередной АН-12, рабочая лошадь ВВС, потерпел крушение и КТО там погиб. В нашумевших вопиющих случаях, когда погибали генералы и т.п., мельком упоминалось, что самолет был под завязку набит какими-то бабами и детьми. К слову, летчики не любили «семейных» пассажиров по причине, указанной выше.

У меня в силу своей разнообразной армейской деятельности был хороший опыт полетов на самолетах военно-транспортной и стратегической разведовательной авиации, поэтому я никогда не искал возможности сэкономить ценой своей жизни. В силу своих обязанностей я и полетал, и поел, и попил, и даже чуть не разбился в таежном Забайкалье, так что, экзотики мне было предостаточно. Забавно, что на АН-12 я снова оказался в 1995 году, уже в должности представителя иностранной компании-заказчика. Самолет с гражданским номером принадлежал далекому военному заводу и работал, как такси, для любых перевозок. Это было приятная встреча ветеранов, т.к. экипаж, естественно, был из военных летчиков запаса, летавших по войнам в Африке и Азии. Пили мы весело не только во время долгого перелета в Нижневартовск, но и ночь накануне в московской аэродромной гостинице.

ГДР, 1987 год. По материалам Интернета.

  1-3 БЕЛОРУССКИЙ ВОКЗАЛ

В майской цветущей Москве остановка была недолгой, потому что мне рекомендовали прибыть в ГСВГ по-раньше для более удобного «выбора» места службы. Кадровик предупредил меня, что прямая замена нередко «изгибается» под нажимом обстоятельств и нужных людей, но я был упрям и решителен доехать именно до 253 ОРТП в Мерзебурге, хотя, и не представлял насколько это будет хорошо для меня. Наверно, решительность Д.Язова по борьбе с, уж, совсем обнаглевшей коррупцией в кадрах придавало мне сил.

Настроение было радостным, весна, родной город и замечательное волнующее будущее в поверженной Германии. Белорусский вокзал, знакомый с детства, был еще одним символом времени. Иногда в юности я видел там причудливые низкорослые вагоны европейского образца, сцепленные с нашими добрыми обычными спальными, как потом оказалось, настоящими монстрами в миниатюрной Европе. Маленькие круглые крыши вагончиков выглядели чужими и пугающими, а сама идея, что там едет Интурист с капиталистом, с молодости держала меня на расстоянии. Так, на всякий случай.

Немецкий поезд у Белорусского вокзала. Москва, 1980-е годы. По материалам Интернета.

Именно Белорусский вокзал, вечно зеленый, чистый и незаплеванный в до-перестречном 1987 году, стал для меня началом другой жизни и даже другого цивилизованного отношения. В прохладном зале после достаточно жаркой майской суетливой площади солидным сооружением стояли воинские кассы. Воинские билетные кассы на других вокзалах и в других городах, которые я видел, были противны. Они всегда были окружены истерическими женщинами, мятыми офицерами разных сортов, похмельными дембелями в идиотских, клоунских формах и загадочно беспризорными, голодными солдатами с мешками. Для меня было открытием, когда первый раз в Улан-Удэ я увидел, что военнослужащие СА равны не только в смерти и бане, они были равны в драке за ж/д билетами. Майоры, рядовые, какие-то бабы с узлами боролись у сибирской кассы молча, решительно и насмерть.

ГДР, 1987 год. По материалам Интернета.

На Белорусском было тихо, гулко и прохладно. В кассу стояла небольшая достойная очередь в основном молодых мужчин в гражданке, по виду офицеров. Очередь была одета непривычно, как потом я узнал, в излюбленную советскими военнослужащими одежду, купленную в ГДР. Светлые брюки, светлые, преимущественно голубые, ветровки и белые мягкие туфли, но не кроссовки – символ рынков перестройки. Советские люди, привыкшие к стандарту, даже в этом преуспели – все одевались до смеха одинаково. Офицерские жены шарили по одним и тем же магазинам, доход был стандартным, а про вкус и фантазию, я лучше промолчу. Дорвавшись до закромов социализма, я тоже со временем облачился в «форму» ГСВГ и чувствовал себя, как все, хотя, если честно, вещи были хорошие, и в голодной Москве 1990 года с ее грязно-вареными джинсами белые штаны выглядели вполне загранично.

Никаких солдат, дембелей и мешочниц вокруг касс не было видно. В окошке сидело целых три офицера-транспортника, которые работали быстро, говорили тихо и всем своим видом показывали значимость своего места. Транспортники в СА отвечали за воинские перевозки всех типов, но, как обычно, блат в СССР рождался на пустом мести при наличии минимального зазора. Где-то, что-то подтолкнуть, отправить вне очереди, и – пожалуйста! У нас новая привилигированная каста в войсках – транспортники. Есть кадровики, замполиты, особисты, юристы, транспортники и много кого еще! После службы в разведуправлении штаба КДВО я ощущал некоторую уверенность и вес, на тот момент абсолютно ничего не значащий, т.к. я, вообще-то, был транзитным пассажиром к новому месту службы. Однако, это сработало.

Посмотрев на мое предписание, холеный старший лейтенант в окошке кассы изобразил на лице брезгливую досаду, однако, обратился ко мне ровным тихим голосом с каменным лицом, к моему удивлению, не швырнув мне обратно бумажку. (Прогресс!) Требование было выписано до города Мерзебурга, которого сиятельный старший лейтенант не изволил знать, поэтому мне было предложено пойти и переписать требование. Посмотрев на него со снисхождением, я сказал, что я, пожалуй, слетаю за бумажкой в... ДВО!!!

Карта ГДР, 1980-е годы. По материалам Интернета.

Тут произошло нечто, что поменяло мои идеалистические взгляды на СА. Да, я сам пользовался мелкими знакомствами, но уровень блата мне был недоступен. Однако, СА московского разлива жила по-другому: старший лейтенант в кассе просто потерял лицо! Как будто, ему – преступнику, напомнили про Магадан. Он молча и суетливо, не смотря на меня, настрочил новое предписание, (что он был обязан сделать по инструкции), и, смотря в сторону, извиняющимся голосом проинструктировал, что новое предписание до Франкфурта-на-Одере, и там на пересылке надо будет сказать про Мерзебург. Разница была потрясающей, я просто, чувствовал себя Героем Советского Союза!

Москва, 1987 год. По материалам Интернета.

Да, именно в тот момент я понял, что я вступаю на новую сказочную территорию Советской Армии, по имени Группа Советских Войск в Германии, где жили неведомые Папа-Медведь, Шиян-Лис, Гусь-Деревянный, Шмекеры-щипачи, и множество других сказочных персонажей армейского зазеркалья в обветшалом магазинчике кукол с витриной социализма – ГДР.

1.4 БРЕСТ

Комфорт европейской жизни неожиданно начинался в Москве. Главный, престижный, как я потом узнал, поезд ГСВГ - Москва-Вюнсдорф отправлялся удобно вечером и прибывал в Брест не рано утром. Пассажирами в моем вагоне были в основном офицеры и их семьи, те самые люди в униформе ГСВГ, в голубых курточках, как потом мы с женой весело окрестили их «мальчик в голубом». Народ был непривычно доброжелателен, не груб, даже обычного поездного пьянства не было видно. Попутчики снисходительно отвечали на вопросы зеленого заменщика, при этом некоторые громко и печально вздыхали и говорили, что им скоро обратно «в Союз». Это странно звучало в поезде, который мчался по бескрайним лесам СССР, и до границы было еще далековато. Но старожилы ГСВГ уже душой и мыслями уже были «там». В поезде все были равны, и полковники и сопливые лейтенанты, все были радушны, как будто плыли в развлекательный круиз. Я жадно впитывал разговоры молодых мамаш о немецких госпиталях, какие-то байки про неведомые «гаштеты», стараясь не надоедать, спрашивал собеседников обо всем в ГДР. Все чаще разговоры собеседников сходились к Бресту, основному пограничному переходу в Европу из СССР.

Замена ж/д колес в Бресте, по материалам Интернета.

Брест был советской Родиной, он был главным рубежом в жизни людей, населявших загадочную страну ГСВГ. Брест был то, что все эти милые люди в поезде вокруг меня называли «Союз». Мир поделился в моем сознании на две части, весь незнакомый, пугающий и очень привлекательный в своей загадочности мир и «Союз», куда мы возвращались к привычной, скучной и сероватой советской действительности. В далекие 1980-е никто не делил Брест на российский и не-российский город. Если Минск твердо ассоциировался с БССР, где жили доброжелательные (по слухам) славянские люди, ВИА пели хорошие песни, и, вообще, водились прекрасные дикие зубры, то Брест был абсолютно советский (читай – русский) город. Это был город военной славы, город мужественных пограничников и оплот всей нашей советской страны.

Но главное – это граница. Граница для нас, советских до дрожи, людей была символом. Ее охраняли. защищали и переходили на гране смерти. Всегда что-то было заманчивое и таинственное в «приграничной полосе», «дозоре» и самих пограничниках с их умными собаками. Позже, на Дальнем Востоке, я узнал. что они все такие же простые люди с своими проблемами, изрядно пьющие и помирающие от тоски на своих заставах. Добавляя таинственной привлекательности, среди молодых офицеров, (догадываюсь, и солдат тоже), ходили легенды, что на отдаленных заставах от скуки процветал настоящий «свинг» между молодыми семьями, хотя, наверно, всем тогда очень хотелось помечтать. Но в целом советская граница была на замке, и, вообще, над «Амуром тучи ходят хмуро...» .

Западная граница была священна. Ее переходили и нарушали больше всего. От этого она была еще более романтичной. Присмотревшись к карте, с удивлением замечаешь, что легендарный Брест стоит на границе почти родной социалистической Польши, и никак вооруженный до зубов империализм с этой стороны нам не угрожал. Брестская крепость откровенно удивила своими малыми размерами, а знаменитый подвиг защитников несколько померк для меня, увидев живьем тактическую целесообразность такой обороны. Памятники и мемориал оказались едва ли не больше самой крепости. Все это напоминало размер подвига и его воспитательную роль, развитую идеологами КПСС.

Брестская крепость, по материалам Интернета .

Утро, Брест, Брест...Брест! Я в Бресте! Дальше неизвестность, соблазны, сладкая жизнь и даже, возможно, буржуазные удовольствия. Я стоял у открытого окна поезда, вдыхал замечательный, чистый, лесной воздух, мельком рассматривая мало-привлекательные пригороды города с кривыми черными заборами и вросшими в землю покосившимися избами белоруссов. В то утро в поезде мне в двадцатый раз со смаком рассказали байку, почему нам надо менять колеса на вагонах в Бресте. История про то, как Петр Первый на вопрос придворных не сделать ли колею на железной дороге уже, ответил вопросом «На хер, уже??» . В первый раз анекдот о величине члена Петра Первого звучал оригинально, но вскоре это стало надоедать, однако, поскольку рассказывающим это доставляло удовольствие, я терпеливо улыбался этому шедевру армейского юмора из ГСВГ.

Вокзал Бреста был вторым чистым местом на советских железных дорогах, которое я видел. Большое светлое здание в классическом вокзальном стиле было убрано, хорошо пахло и было достаточно оживлено. Очевидно, что желающих выезжать за границу в советской стране было больше , чем мне всегда казалось. Подьезжая к Бресту, я знал, что нам надо будет проходить таможенный и паспортный пограничный контроль. Оказалось, что у меня был выбор как его проходить. Искренне подивившись такому неожиданному выбору, я узнал, что в Бресте можно сидеть в вагоне пока меняют колеса, и «погранцы» поставят мне печать о выезде прямо в вагоне. С другой стороны, я мог выйти без вещей, размяться, пройти паспортный контроль в зале и ожидать своего вагона на перроне на солнышке. Звучало это все странно. Выбор? На границе?? Оставить вещи??? До сих пор это кажется невероятным, вспомнив заплеванный прилет в Шереметьево, часовые ожидания на авто-переходах и «доброжелательность» представителей современной таможни и пограничных войск.

Зона таможенного досмотра на вокзале в Бресте. По материалам Интернета.

Армейская жизнь отличалась своим замечательным плановым подходом, и тогда мне, неопытному заменщику, еще рано было знать, что в поезде, ожидая, паспортного и таможенного контроля, оставались специальные люди. Сидя на чемоданах и узлах, набитых ограниченным к вывозу из СССР товаром, они решали свои дела с таможенниками быстро, привычно и без лишних свидетелей. С другой стороны, задвинув «подозрительный» чемодан по-глубже, некоторые пассажиры наоборот покидали вагон, резонно полагая, что никто из таможенников сам не будет ворошить пирамиду из неподьемных узлов. Так или иначе, все проходило тихо, без вокзальных истерик и стрессов, характерных в наше новое неспокойное время. Тогда для меня было поразительно, что Советский Союз имел что-то, что могло интересовать людей за границей. Попутчики с готовностью пояснили, что ограничение распространялось на советские бытовые электро-товары, которые немцы с готовностью покупали. (Немцы? Покупали??) Неожиданно загордившись этим «серым» советским экспортом, я начинал понимать, что впереди меня ожидают новые удивления, и, возможно, неведомый Мерзебург будет не совсем уж Лас-Вегасом после заката.

Мерзебург, 1987 год. Фото автора.

Стараясь не отставать от своих новых знакомых, я сошел на перрон вокзала, осмотрелся, и, не торопясь, двинулся в сторону зала выезда. Оказалось, что кроме нашего поезда там проходили паспортный контроль другие пассажиры, и очередь собралась весьма приличная. И снова, к моему удивлению, очередь вела себя на удивление доброжелательно и спокойно. Никто не лез, не реагировал на подошедших «занявших раньше», и истерического женского «вы здесь не стояли!» не было слышно. Всеобщее внимание привлекала группа, стоявшая впереди недалеко от нас. Два молодых офицера в знакомых голубых курточках и белых штанах, очевидно, после веселой ночи в поезде, нарочито громко разговаривали со своей попутчицей, которую мне не было видно за спинами очереди. Молодой женский голос смешливо отвечал на ленивые подколы мужчин и очередь благосклонно слушала этот треп, явно продолжавшийся уже долго. Пройдя вперед, я рассмотрел громко говорившую женщину, которая, к моему удивлению, оказалась симпатичная, но далеко не юная хохлушка, которая сидела на чемоданах и, явно, пользуясь возрастом, подшучивала над слегка похмельными молодыми офицерами. Разговор веселых попутчиков стал как-то расстраиваться, когда вся очередь от нечего делать ловила каждое гулкое слово, не напрягаясь на собственные разговоры.

Далее произошло нечто, что в то время убедило меня в неоднозначности советской человека. Один из собеседников громко спросил женщину – куда она едет-то?

«К сыну еду!», ответила с гордостью та. «Куда к сыну-то?» , спросил офицер, явно готовый незлобно подколоть собеседницу, явно оказавшуюся значительно старше своего вида.

«Куда-куда?», ответила хохлушка, «Во Франкфурт-на-Майне, куда-же еще?!»

Вокзал в Бресте, 2000-е годы. По материалам Интернета.

Немая сцена. Мир остановился. Очередь бросила свои разговоры и все застыли, как-будто увидели на полу змею. Никто не двинулся. Оба офицера страшно покраснели, отпрыгнули от женщины на 2 метра и остолбенело стояли уже вне очереди. Очередь пришла в себя, и молча, как на похоронах, двинулась дальше. Всеобщее презрение к двум молодым весельчакам было настолько ощутимо, что они, смешавшись, повернули и исчезли в полутемной глубине вокзала. Мы, не обсуждая увиденное, как невольные свидетели тяжелого и неисправимого преступления, молча прошли паспортный контроль и вышли на залитый теплым солнцем перрон.

В течение многих лет я вспоминаю эту немую сцену и всегда задаю себе вопрос – чего было в этом молчании толпы больше – ненависти, страха, или просто черной зависти? Однако, для меня, начинающего постигать многокрасочность мира, этот случай был наглядным свидетельством, что не все так было едино в головах идеологически подкованных советских людей. Облегченно вздохнув весеннего лесного воздуха, я отбросил сомнения и осмотрелся. Чистый вокзальный перрон уютно подпирал монолитную стену здания, вдоль которой расположились первые семейные пассажиры. Я с интересом обнаружил, что следующий перрон был отделен от нас легкой металлической сеткой высотой метра два. Кто-то из моих попутчиков с небрежностью знатока бросил: «А, там, нейтралка!» В ответ на мое недоумение снисходительно пояснили, что там нейтральная полоса, куда приходят поезда из Европы. Не очень знакомый тогда с понятиями таможенной и пограничной зон вокзала, «нейтралка» звучала магически. Стараясь не выглядеть уж совсем дремучим, я не стал далее расспрашивать о сем явлении, про себя недоумевая как может, читай, - ПОГРАНИЧНАЯ зона быть огорожена хлиплой сеточкой. Я, как нормальный советский человек, представлял границу в виде хорошей берлинской стены с пулеметными вышками. Пока я на глаз оценивал высоту сеточного рубежа, со стороны Польши прикатила электричка и из нее стали выходить люди.

Брест, перрон вокзала, откуда автор отправился в ГДР в 1987-ом году. По материалам Интернета.

В 1987 году такое смотрелось диковато. Без шума и пограничного шоу на обычный вокзал пришла простая, родная, рижская электричка, и из нее повалил сероватый народ, на вид простой и советский. Интересно, что узлов и непомерных чемоданов у них не было, что не наводило на мысль о мешочниках с их китайскими матрасными баулами 90-х годов. Не выдержав, я снова обратился с вопросом и получил еще более загадочный ответ: «А, они там работают!».

Не найдя логического обьяснению этому уж совсем выходящему за рамки моего понимания явлению, как местная трудовая миграция, я перестал мучить себя вопросами и полез в вагон, который тихо подкатил к нам, обвешанный строгими, застегнутыми проводницами. Забравшись на верхнюю полку своей плацкарты, я высунул нос в приоткрытое окно, и с внутренним трепетом приготовился к своему первому пересечению сухопутной государственной границы СССР.

1.5 РЖЕЧЬ ПОСПОЛИТАЯ

Черные, кривые избы последних километров советской земли не радовали глаз проезжающего. Я отметил про себя, что в Подмосковье дома выглядят по-лучше, и, в то время еще не видевший жуткие черные городишки Забайкалья, так и не смог обьяснить почему белорусские постройки имели такой мрачный, черный вид. «Земля, тут, должно быть, такая», подумал я про себя, приготовившись к переходу пограничного Буга.

Поезд тащился медленно, и несколько километров пути заняли около полу-часа. Наконец ландшафт пошел вниз, кусты поредели и показалась река Буг. Мост, по которому осторожно шел наш поезд, был открытым, без каких-либо признаков охраны, пограничников с автоматами наперевес, как на всех советских плакатах, и колючей проволоки с противотанковыми ежами. Под мостом, на крошечном песчаном спуске у воды одиноко стоял знаменитый полосатый столбик с цветной гербовой табличкой. При всей затасканности образа, медленно уплывающий назад столбик выглядел очень символично.

Один из ж/д мостов, ведущих в Польшу. По материалам Интернета.

Под медленные, гулкие удары колес по железному мосту поезд втягивался в Польшу. Неожиданно вагон наполнился многоголосым, радостным шумом, раздовались громкие возгласы пассажиров и какая-то всеобщая облегченная возня.

Женщины улыбались, мужики хохмили, на столе появились, откуда ни возьмись, бутылки и снедь. Меня быстро пригласили к столу выпить за выезд с родины. Сильно удивившись, в который раз в этот длинный день, я с интересом наблюдал поразительное изменение в лицах людей. Все было странно, и радость, что уехали из СССР, хотя бы на время, и немецкие бутылки ликера на столе. Подозревать, что русские люди тащут с собой импортные, привезенные ими же с собой бутылки через месяц отпуска, я отказывался! Только со временем я узнал, что заменщики в Союз в последний свой отпуск специально везли с собой заветную сладкую бутылочку, чтобы распить при вьезде в Польшу, чтобы последний немецкий год был не такой тоскливый. Эдакий дембель наоборот! Остальная импортная выпивка появилась в вагоне уже после стоянки в Варшаве, когда ушлые шмекера и им сочуствующие мотались на вокзал и покупали немецкое спиртное в вокзальных буфетах за рубли, с готовностью припасенное предприимчивыми поляками.

Настроение было прекрасное, люди вокруг просто замечательные, и, вообще, кажется, начинал мерцать заветный Лас-Вегас. Мои уже совсем родные попутчики без всяких вопросов заваливали меня полезной информацией, попивая вкусный поездной чай из обжигающих стаканов с оловянными подстаканниками, смаковали подробности немецкой жизни, и к концу дня я был вполне подготовлен к нелегкому существованию в ГСВГ, которая уже не казалась такой страшной и загадочной. Тем временем наш поезд уже катил по равнинам ПНР...

Самые «родные» полячки - Б.Брыльска и А.Герман. По материалам Интернета.

Польская Народная Республика была очень близка советским людям, потому что почти никто там не был... Мы знали прекрасных артистов кино, многие из которых появлялись на советском экране, скажем, м-м-м, в среднем возрасте. Нам пела прекрасная Анна Герман, уже потерявшая лицо, голос и внешность после автокатастрофы со своим любовником в Италии, в Москве работало несколько польских универмагов, которые из-под полы снабжали не самым первоклассным дефицитом знойных уроженцев Кавказа и Средней Азии. Еще курсантом Военного Института я случайно попал на живой концерт какой-то заштатной польской рок-группы под названием что-то там «червоно», которая подражая модным английским рок-бандам 70-х, оттянулась во-всю, в кайф оглушив своим драйвом даже искушенных зрителей-рокеров. Для простых граждан Москвы Польша ассоциировалась с упакованными замороженными продуктами и овощными консервами, прекрасной закуской на неприхотливый праздничный стол. В общем, все было как надо, все было родное.

Особым хитом интернациональной дружбы стал культовый и популярный до сих пор фильм «С легким паром!». Немолодая и неколоритная в русском нечерноземье, плохо говорящая по-русски, Б.Брыльска стала, просто, кумиром советского зрителя. По иронии судьбы, эта культовая роль стала закатом ее, карьеры, т.к. она была просто задвинута на родине за ее дружбу с русскими, которые, как потом оказалось, просто – враги. Меня всегда немного настораживала история Тараса Бульбы, которая не очень была дружелюбна к замечательному польскому народу, хотя там были замешаны хохлы, и, вообще, история темная. Потом были бело-поляки и расстрел польских офицеров Сталиным.....

Но пока все было в порядке, мы катились майским солнечным днем 1987-го года по братской Польше в сторону города Тересполя. Сразу после пересечения Буга за окном поплыли аккуратные, белые коттеджи поляков. Уютные европейские постройки, преимущественно каменные, под черепичной крышей, окруженные садиками и аккуратными посадками. Здесь противоречие стало непреодолимым! Я не стал делиться своими наблюдениями с окружающими, дабы не выглядкть подозрительно, но разница была слишком заметной. На расстоянии 5 км друг от друга, при полной идентичности географических условий, кривые избы Белоруссии не имели оправдания! Можно много говорить о времени и политической ситуации, но я ясно увидел разницу в невидимых людях, живших в этих разных домах.

Каждого советского человека, впервые выезжавшего за границу, подстерегал культурный шок, обычно в виде изобилия и выбора продовольствия, супермаркетов, автобанов или проклятых секс-шопов. Но для меня шоком оказались именно эти белые, яркие польские домики, ясно увиденные мной из окна поезда Москва-Вюнсдорф в 1987 году, которые засели в моем сознании подлой мыслью, что мы просто не сможем так жить никогда....

Московский поезд на первой польской станции Тересполь. По материалам Интернета.

На вопрос был ли я в Польше я всегда затрудняюсь ответить. Был, и не был. Проезжал на поезде из ГДР и обратно в течение трех лет. Был? Вроде. Проездом, понимаете. Остановка в Варшаве была не интересна. Вокзал закрыт, видов впечатляющих нет, даже город проезжали как-то неживописно! Единственно, что помню – сталинская высотка, аналог московских, на горизонте, над крышами безликих блочных домов. Сельская часть Польши выглядела намного привлекательней. Народ из окна поезда выглядел достаточно блекло, а знаменитые польские красавицы почему-то нам не попадались. Единственным и колоритным представителем польских служб был польский таможенник, или пограничник, черт их разберет!

Варшава, 2000-е годы. По материалам Интернета.

Иногда в вагон заходил немолодой европейского вида мужчина в темной форме и фуражке с большим, черным кожаным кофром через плечо, в котором раньше фотографы носили свои камеры. Поляк молча и терпеливо пробирался через раскинутые, висящие тела пассажиров плацкарты, перешагивал через узлы и детей, как будто, целью его путешествия было пройти через препятствия. Обычно он ни к кому не обращался и не останавливался, однако, как я потом наблюдал, был мишенью подколов и шуток, в основном, со стороны молодых шалопаев-вольняг и прапорщиков. По легенде, обьемистый кофр польского служащего был наполнен замечательным товаром, предназначенным для нелегальной торговли в поезде за рубли и марки ГДР советским гражданам. Рассказывали, что товар был разнообразен – от темных очков и жвачки, до женского белья и эротических игральных карт. Бесплатным развлечением пассажиров поезда было поставить себе в паспорт замечательную трех-цветную печать о вьезде в Польшу на память для коллекции. Сам был позже свидетелем, как зазевавшаяся дамочка из заменщиц гонялась за поляком по всему поезду, чтобы поставить печать на память.

Однако, польская служба работала! В одной своей поездке, проезжая Польшу, я увидел такую сцену. Компания молодых офицеров весело ехала в Союз, резвились в вагоне, плотно общались с молодой и симпатичной девушкой- «вольняжкой». Что-то разговор их перешел на паспорта, и девчонка обмолвилась, что не помнит куда паспорт положила. Слово за слово, компания развалилась, девчонка обиделась на что-то, или что еще произошло, но общаться к неудовольствию мужской половины они перестали. Неожиданно появился поляк-таможенник. Молча, как обычно, он пробирался через вагон, когда один из молодых шутников показал ему на их знакомую девчонку, и тихо сказал, что у нее нет паспорта. Никто и не ожидал, что поляк среагирует. Прекрасно понимая русский, и, вероятно недовольный подколами со стороны пассажиров, он развернулся и обратился к молча сидевшей девчонке по-русски с решительным требованием показать паспорт. Та, принимая поляка за часть надоевшей игры, ответила не очень вежливо, однако, поляк и не думал уходить. Поезд шел себе, и у него была масса времени. Девчонка испугалась, сьежилась и нервно стала копаться в своих сумках. Вагон затих, понимая, что игра зашла явно далеко. Паспорта не было, пассажирка заревела, но поляк стоял на своем твердо, и горе-шутники решили исправить ситуацию. Подвалив к служивому, они решили замять дело, как водится, «поговорив с командиром». Однако гаишный прием не прошел, и поляк уперся. Мужики растерялись, и чувствуя осуждение всего вагона, понуро потащились за поляком и зареванной девицей куда-то в другой вагон. Не было их довольно долго, и, вернувшись, они молча проехали до самого Бреста, где исчезли из поезда, но о них уже никто не вспоминал.

Польский поезд в районе Тересполя. По материалам Интернета .

1.6 ФРАНКФУРТ-НА-ОДЕРЕ

Польско-германская граница была пройдена без особого внимания. Пассажиры моего вагона были увлечены своими разговорами и обычными поездными делами, и никакой встречи немецкой земли не произошло. Было уже темно, и я не могу припомнить немецких ландшафтов за окном поезда. Многие, как я, готовились к выходу во Франкфурте, и, найдя себе попутчиков, я сошел с поезда, вздохнув влажный вечерний воздух.

Почтовая открытка и пограничный столб на границе ГДР, 1980-е. годы. По материалам Интернета.

Так случилось, что, окруженный привычной советской толпой, я не запомнил дороги до пересылки. Было темно, суетливо, на военных автобусах вьехали за привычный бетонный забор воинской части, где мы, прибывшие офицеры разных званий, были размещены, накормлены и даже выслушены. В целом, пересылка оставила самое благоприятное впечатление. Организовано, без нажима, с нами провели ориентировочную беседу в просторном клубе, обьяснив порядок работы. На следующий день каждый из нас должен был быть вызван на короткую беседу с кадровиками для принятия решения о месте прохождения службы. Заранее предупредили, что выход за пределы части запрещен до получение последующего предписания. Неожиданно это прозвучало приятно. Мы снова были под контролем, наша судьба решалась командованием ГСВГ, и все радости жизни ждали нас потом с задержкой в один день. Снова в тот вечер я услышал легенды от заменщиков по второму кругу (были и такие, кто заменился в заветную Германию по второму разу), что раньше все было естественно лучше, никого за забором не держали, и что в первую ночь все пили до упора в местном немецком кабаке-гаштете. Вскоре я перестал обращать внимание на подобные шедевры местного устного творчества, справедливо подозревая, что легенды были плодом бурной фантазии убитых скукой людей, вынужденно запертых на территории советского гарнизона в ГСВГ.

Франкфурт-на-Одере, основная «пересылка» Группы Советских войск в Германии (ГСВГ), 1980-е годы. По материалам Интернета

Переночевав в добротных немецких казармах, утром мы переместились в штабные здания для беседы с кадровиками. Народу было много, но дело двигалось шустро, видно было, что местные кадровики лопатят толпу заменщиков умело. На всякий случай приготовившись к борьбе за свою судьбу, я наблюдал за происходящим. Знакомая по богатому опыту напряженная толпа заменщиков томилась в коридоре штабного здания. Молодые лейтенанты после училищ испуганно прели в необношенных парадках с колючими белыми рубашками. Нас, молодых лейтенантов московского Военного Института в свое время хорошо проинструктировали после выпуска. По уставу офицер обязан представляться в парадной форме одежды по месту прохождения службы, однако все промежуточные этапы можно проходить в повседневной форме, что я и делал всегда без особых проблем. Выпускников других училищ, вероятно, запугивали, поэтому они таскались везде в парадке. Бедным лейтенантам предстояло таким образом наряжаться в неудобную форму, как минимум, в ГСВГ три раза пока они не доберуться до своего взвода.

Вообще, парадку советские офицеры исторически не любили. Достаточно сказать, что парадная форма прочно ассоциировалась с государственными советскими праздниками, когда весь трудовой народ уже ходил пьяным, офицерский состав маршировал в парадках на торжественном построении на плацу. Праздничные дни были бездарно разбиты, к неудовольствию и офицеров, и семей, и солдат, которые тоже мечтали о спокойном праздничном дне. Белая рубашка парадки вечно требовала стирки, а сам мундир шился или выдавался на 5 лет, за которые юные лейтенанты естественно увеличивались в размере, и иногда парадный прикид товарища офицера смотрелся просто комично.

А пока молодые офицеры толклись в коридоре, изредка выбегая покурить. Внимание привлекал лысый, худой и длинный майор-танкист, почему-то в полевой форме, в портупее и стоптанных яловых сапогах, который забегал в кабинет и выбегал из него, хлопая дверью, исчезая куда-то из коридора. По разговорам раздраженных кадровиков, я уяснил, что майор НЕ СОГЛАСЕН с назначением, причем конкретно ему не подходит место службы. Даже мне, готовому к защите своего интереса, такой поворот показался невероятным. Как можно вообще не соглашаться, бегать, как угорелый, и хлопать дверью!?

Моя очередь оказалась за ненормальным майором-танкистом и я посочувствовал замученному майору-кадровику, к которому я был вызван. Присутствующие в кабинете офицеры неожиданно отозвались на мое сочувствие, и я узнал, что лысый майор – командир роты, местная достопримечательность, и живет здесь уже давно. Подивившись такому явлению в Советской Армии, я выбрал явно правильный, просящий стиль беседы. Уже уставший бороться с дураками майор, только проворчал, что мое первое предписание выписано до самого Мерзебурга, обходя Франкфурт. Он порылся в бумагах, сверил должностные вакансии, и неожиданно посмотрев на меня, спросил что действительно ли я хочу в Мерзебург?

Сейчас трудно сказать, что было бы лучше для меня, но тогда я знал только один город – загадочный Мерзебург и 253 ОРТП ОСНАЗ Первой Гвардейской танковой армии, и перспектива оказаться в другом славном немецком городе, но в забытой отдельной роте РТР, меня не привлекала. Окружавшие меня на пересылке офицеры были уверены, что доехать до пункта назначения в ГСВГ, проставленного в предписании на Дальнем Востоке, просто нереально, но я думал по-другому. Так или иначе, я твердо сказал, что хочу в Мерзебург! Майор-кадровик, махнув рукой, выписал мне транспортное требование на немецкие ж/д, пояснив классы билетов, вернул мое дальневосточное предписание и посоветовал найти попутчиков до города под странным названием Галле.

Каждого выходящего из кабинета офицера его новые знакомые попутчики встречали, как студента после экзамена. Меня тут же спросили «Ну, как?». Я с чувством маленькой победы сказал, «Мерзебург!», что повергло моих новых знакомых в некоторое уныние. Очевидно, я прозвучал тогда, как безнадежно блатной, который издалека ехал в свое теплое место под названием Мерзебург, которое решительно никто вокруг не знал.

Самый любимый «бородач» жителей ГСВГ. При пересечении границы ГДР все советские граждане имели право поменять советские рубли на немецкую валюту в сумме 100 марок ГДР, что равнялось 30 рублям. По материалам Интернета.

Через пару часов, собрав свои чемоданы, группа заменщиков-офицеров без приключений двинула на местный вокзальчик. Все старались держаться вместе, тк немецкий язык большинства ограничивался очень полезной тогда фразой «Хенде хох!». Среди нас оказались опытные, черт знает откуда, знавшие все офицеры, и мы под их предводительством оказались в привокзальной закусочной «Митропе», ожидая поезда на запад. Ветераны быстро затарились пивом, хотя я, как многие другие новички, просто перекусили вкусными немецкими сосисками, оставив пивное удовольствие для другого дня. Немецкий вокзал во Франкфурте не поразил ничем, серо-коричневый колер, миниатюрный размер и солидный возраст домов уже становился знакомым, в кассе пожилой немец обслуживал русскую толпу на русском почти без акцента. Впереди был первый мой достаточно долгий по немецким масштабам, но очень быстрый для меня переезд на немецком поезде второго класса до станции Галле.

Вспоминая Франкфурт, я не помню ни вольняг, ни солдат, которые, возможно, проходили распределение в другом месте. На пересылке были видны только солдаты из рот обслуживания штаба, тех. Состав, водители и т.п. В самом городе бесцельно шатающихся военнослужащих срочной службы не было видно, что наводило на мысль о хорошей организации службы в ГСВГ. Вероятно, ГДР была не только «витриной» социализма, но и «витриной» Советской Армии!

Франкфурт-на-Одере, 1980-е годы. По материалам Интернета

1.7 МЕРЗЕБУРГ – НАЧАЛО

Каждый город, каждая страна и даже каждое время имеет свой особенный запах, который навсегда остается в нашей памяти. Многие подсознательно помнят запах мокрого леса, когда ходили в детстве за грибами, помнят волшебный запах черноморской растительности жарким, влажным летом где-нибудь в Сочи, для кого-то запах пустыни или тундры становится родным и узнаваемым. Даже время имеет запах. Кто сейчас не вспомнит начало сумасшедших 1990-х с их грязноватыми шашлыками на каждом углу у московского метро? А как пахли!!!! Просто, за любые деньги всегда хотелось купить эти вечные четыре жалких кусочка пахучего мяса у нагловатых кавказских торговцев, окутанных синеватым шашлычным дымом.

Германия приятно пахла по-европейски. Причудливая смесь естественных природных ароматов, выхлопа качественного бензина, испарения веками вьевшегося в дома и бетон угольного дыма и тонкий запах какой-то незнакомой коммунальной дезинфекции в городах была неповторима. В больших городах к этому отчетливо примешивался запах душистого европейского табака и настоящего кофе – повального лакомства немцев. Советский табачок, типа Примы, не поминая всуе «термоядерный» Беломор, позже коробил меня, пассивного курильщика, на протяжении всей моей немецкой саги. Естественно, немецкие слабые сигареты рассматривались товарищами курильщиками в ГСВГ, как выброшенные деньги.

Итак, сначала был запах... Позже, в 1993, когда после долгого перерыва я оказался в ФРГ, я вышел из самолета в аэропорту Дюссельдорфа и меня снова окутал тот знакомый немецкий запах Мерзебурга. В сентиментальном настроении, я подумал тогда, что немецкая земля действительно едина, и обьединение страны просто был вопрос времени. Хороша ли жизнь в современной Германии или нет, не мне судить, но я уверен, что все, кто служил в наше время в комфортной, европейской по советским меркам, стране с забытым названием ГДР, с удовольствием вспомнят тот запах нашего тогда нового дома на несколько приятных лет.

Автор на фоне мерзебургского замка, 1987 год.

Удивительно, но ни пересадка в Галле, ни поезд до Мерзебурга, ни даже привычный потом путь от вокзала до части не оставил в памяти ничего. Сказались наверно тяжелый день и мои весомые чемоданы, в которых я всегда возил все необходимое, включая кассетный магнитофон и несколько хороших кассет, что скрашивали первые дни неустроенности. В Мерзебурге около вокзала я удачно повстречал двух парней-вольняг, с которыми мы и дошли до КПП полка со стороны ДОСов. Прихватив бойца на КПП как проважатого, я, привлекая всеобщее внимание своими чемоданами и красными общевойсковыми петлицами, добрался до штаба, поболтал с дежурным по полку, физруком, как потом выяснилось, и двинул дальше в сторону командного пункта.

Бывшие казармы 253 ОРТП, перестроенные немцами в 2000-х годах, Мерзебург, ФРГ. По материалам Интернета.

Я с интересом разглядывал массивные немецкие казармы городка, от которых веяло надежностью. Цветущие каштаны, гордость Киева и других южных городов России, вообще для меня-москвича с Дальнего Востока были курортной экзотикой. Выданный мне посыльный без напряжения тащил мой второй чемодан, и вскоре мы поднялись на второй этаж Командного пункта, где я познакомился с моими будующими коллегами, капитаном Б. и лейтенантом Т., которые дежурили в тот день.

Впечатление от встречи было благоприятным. Капитан Б., крепкий ротный по своей психологии мужик, быстро вызвал бойца, и без лишних слов организовал мне спальное место наверху КП. Я не был новичком в казарме, где я прожил 3 года своей жизни. Я ночевал в разных местах по прихотливости службы, в палатках, в грузовиках КУНГах, в самолетах, казармах с солдатами, в каптерках и просто на полу, накрывшись шинелью, когда был курсантом. Одну неделю зимой 1978 года мы спали в шинелях под одеялами по приказу начальников, т.к. температура в казарме упала ниже +6, а за окном в Москве было минус 43 градуса. Другими словами, я был вполне готов к походно-полевому размещению. Однако, кровать, быстро притащенная рядовыми из роты, превзошла мои ожидания.

Как бы это ни звучало, солдатская кровать говорит о многом. По ее состоянию я мог легко определить уровень службы в части. Читатели могут не согласиться со мной, утверждая, что настоящая служба и ее проблемы зачастую спрятаны за парадным фасадом штаба, однако, для тех, кто не видел казарм, где месяцами не было белья и солдатам просто не хватало еды где-нибудь в забытом гарнизоне Забайкалья, обычная уставная койка из казармы в ГСВГ смотрелась отлично. Принесенная мне кровать из учебной роты полка была покрашена, подогнана, сетка в хорошем состоянии (я проверил!), матрац и одеяло новые, белье чистое, нерваное, и не жутко серое, как часто бывало в КДВО.

Как ни смешно, это порадовало и внутренне обеспокоило меня. Уж, больно все хорошо! Видно было, что служба была налажена в полку жестко и мне придется приспосабливаться к местным повышенным требованиям. Но, это уже было неважно: я уже жил в Германии, о которой сказано и написано так много! Но, на сегодня хватит, подумал я.

Погруженный в свои тревожно-заманчивые думы, я расположился в прохладном помещении на третьем, тихом этаже КП, где, засыпая после длинного, пестрого дня, сонно перебирал в памяти странные советы капитана не попадаться в «красной» фуражке на глаза Папе-командиру, и пустую трескотню лейтенанта Т. о каком-то загадочном «страткоме», о котором я никогда в своей жизни не слышал...

Бывшие казармы 253 ОРТП, перестроенные немцами в 2000-х годах, Мерзебург, ФРГ. По материалам Интернета.

...Конец мая 1987 года. По Мерзебургу плыл по-южному теплый весенний вечер, на КП шла обычная занудная работа смены, в солдатской столовой гремели последними кастрюлями повара. Дежурные лениво обсуждали странного капитана с Дальнего Востока, а в ДОСах по коммунальным кухням квартир пополз гадкий слух, что «заменщики поехали!». Эта крайне неприятная для отьезжающих старожилов новость жестко напомнила о суровой необходимости скоро попрощаться с немецким благополучием, и сменить свое официальное постоянное место жительство в ГДР на что-то более неопределенное и мрачноватое в родном СССР.

Офицеры мерзебургского полка ОСНАЗ и их семьи на немецком вокзале. Конец 1980-х. По материалам Интернета.

1.8 ШКОЛА ОНАЦКОГО

Рано утром я проснулся от первых характерных звуков службы войск. Шуршали метлами уборщики на территории, вдалеке покрикивали сержанты на плацу, в глубине массивного здания-бункера гулко слышны были голоса дежурных. Но главное это был запах, проникающий в открытое окно комнаты. Это был запах весеннего цветения, ранних мелких немецких роз и неповторимый запах немецкого городка. «У-ууу!» гортанный клич диких хохлатых голубей, живущих под крышей казарм, стал потом для меня своеобразным будильником на частых дежурствах.

Построение на плацу. На заднем плане здание КП Мерзебургского полка ОСНАЗ – место службы автора в 1987-1990 гг, ГСВГ. По материалам Интернета.

Я никогда не видел таких голубей в СССР. Вероятно, они обитали южнее Москвы и предпочитали более теплый климат. Покинув ГДР через три года, я не думал, что изящные сизые птицы встретятся мне снова. К моему великому удивлению через десять лет я услышал их своеобразный «разговор» далеко от Европы – в австралийском Сиднее. И сейчас, увидев их на проводах против своего дома, я всегда вспоминаю мерзебургскую службу, старое доброе время и себя, уверенного в себе капитана, приехавшего покорять давно покоренную Германию.

Приведя себя в порядок, в компании дежурного капитана Б. я двинулся в сторону офицерской столовой на завтрак. Достаточно ли сказать, что прод-паек - важный вопрос военной службы? Нет, друзья мои, важнейший! Великая солдатская истина, что надо быть подальше от командования и поближе к кухне была абсолютно правильной. Насчет командования это - по ситуации, а про кухню – согласен на все 100! Тут, солдат от офицера недалеко ушел, в полевых и боевых условиях все равны. Тут мне предстояло почувствовать, что не зря все-таки, советские войска стояли в Европе почти 45 лет! Продовольственный вопрос был решен давно и как надо.

Казармы Мерзебургского гарнизона, перестроенные немцами после вывода советских войск из Германии. 2000-е годы. По материалам Интернета.

В армии 1980-х на территории Советского Союза с питанием было значительно хуже. Хуже был ассортимент, количество и качество продуктов. В продовольственной службе МО СССР насчитывались десятки различных продпайков для армии и флота. Были и летные, и подводные, десантные и северные, пограничные и заполярные, сухие и столовые пайки. Проблема была в том, что паек никогда полностью не доходил до солдата. На сухих пайках экономили, на них покупали дефицитные стройматериалы, меняли на всевозможные товары, дарили, подкупали, меняли на бензин и использовали везде, где только возможно. Столовое снабжение просто банально разворовывалось всеми, кто имел доступ, офицерами и прапорщиками, поварами, дембелями и приближенными. Продукты воровались нагло, открыто и по схеме, со взломом и со списанием в продчасти. При этом подпольно существовал свой учет и контрол, который вел, к примеру, маслорез.

Ничего более заветного и охраняемого в части не было, чем маслорез. Странная привилигированная должность солдата, который не нес службы войск, не жил по общему распорядку, был просто неприкасаемым. Его уважали дембеля, не трогали офицеры, он жил в своем самом неприступном бастионе при столовой за кованными дверями. Жизнь полкового маслореза - самая бдительная служба в части без переыва. Среди ночи он безропотно отправлялся в свою коморку выдать масло и сахар подгулявшим в каптерке дембелям или помочь скрасить похмелье крепким чайком бдительному командиру роты, завершившему «воспитание» личного состава глубокой ночью. При этом заветные «баллоны» или «колеса» восхитительного сливочного масла исправно встречали солдата утром на длинном столе в столовой. Сколько масла ушло ночью, сколько сьел товарищ дежурный по части со товарищи? Кто его знает! Об этом знал только тихий солдат с увесистой связкой ключей в кармане, имени которого никто и не помнил, а на вечерней поверке после его фамилии вместо бодрого «Я!» из задней шеренги заунывно звучало: «Маслоре-е-ез!».

Чудеса? Нет, чудес, не было, просто в тяжелую мерную печать, которой выдавливали заветные желтые кругляжки сливочного масла, вставлялся картонный кружок, и масла выдавливалоь чуть-чуть меньше. На глаз разницы в порциях масла не было, но подобный трюк делал многих людей счастливыми, что было очень важно на тяжелой военной службе.

Построение младших офицеров во время контрольной проверки на фоне полковой столовой. Автор в строю седьмой слева. 1989 год, Мерзебург ГСВГ. По материалам Интернета.

Про жизнь армейской столовой я мог бы вспомнить много, но тогда светлым майским утром в Мерзебурге мне не хотелось думать о печальном. Встреченные на улице солдаты бодро и как-то даже с удовольствием отдавали нам честь, что для меня было приятным открытием. Бойцы не прятали глаза, не сжимались, как от удара, а просто делали, что положено. Естественно я заметил, что строевая подготовка солдат и офицеров в отличие от внешнего вида хромала. Ну, что можно требовать от простого солдата, если пол-части офицеров ходили, как гуси лапчатые по плацу, а тот же ЗОР всегда отдавал честь «лопатой», как Шарль де-Голль! Ну, не строевая часть, что поделаешь, хотя, смотрелось все очень прилично. Я уже не чувствовал себя «белой вороной» в стае, т.к. с помощью новых коллег за ночь перешил себе на форме черные «мазутные», как говорили среди общевойсковиков, петлицы и одел чью-то пожертвованную заменщику фуражку с черным бархатным околышем. Свои родные красные петлицы я со вздохом убрал до лучших времен, которые под давлением смутных перемен так и не пришли.

Офицерская столовая полка соответствовала моему неискушенному вкусу. Нас очень мило, по-домашнему обслуживали приятные женщины-официантки, работавшие по контракту жены прапорщиков полка. Полный сервис, как в ресторане! Еда была вкусной и порции отменные. «Воровать некуда!» , по старой советской привычке подумал я. Однако, день был наполнен делами и главным оставалось представление командиру полка. Облачившись в парадку я пошел в штаб. Посмеиваясь про себя над паническим трепетом окружающих перед загадочным «Папой», полковником К., я не стал менять свою парадку на аналогичную с черными петлицами. Это было уже слишком! Я гордился своей формой, в конце-концов, я получал свое первое офицерское звание в ней, и так прогибаться в первый день службы в этом полку я был не согласен. На меня посмотрели с сожалением, как на безнадежного самоубийцу когда я отправился в штаб полка.

Дворцовый комплекс, Мерзебург, ФРГ. По материалам Интернета.

Полковник оказался на месте, и войдя в его кабинет, я отрапортовал по уставу о прибытии. Командирский вид произвел на меня тяжелое впечатление. Не будучи тучным по природе, он выглядел тяжело и угнетающе. Осклабившаяся, как от зубной боли, на сторону физиономия, сверлящие глаза и нездоровый розовый цвет лица не обещал легкого и приятного общения собеседнику. Повозившись в бумагах, очевидно найдя мое личное дело, своеобразно хрюкнув, хриплым голосом командир полка спросил у кого я служил. Именно не «где», а «у кого», как спрашивают нового слугу, присланного к помещику держиморде. Приняв игру, я с откровенной гордостью ответил, что у полковника Онацкого.

Ответ был в точку. Дело в том, что по психологии командира-строевика штабные должности паркетных шаркунов, кем я собственно и был последний год, не принимались во внимание. Припомнив, что К. сам был из КДВО, я смело назвал фамилию своего командира бригады СПЕЦНАЗ, где прослужил первые пять лет на Дальнем Востоке. Бригада была не ОСНАЗовской, однако в окружной системе разведки все командиры общались плотно и хорошо знали друг друга. «Папа» хрюкнул громко два раза, осклабился, как будто увидел таракана в супе, и произнес сакраментальную фразу, которая стала моим принципом службы на все последующие три года: «Капитан, вспомни все, чему тебя учил Онацкий!..»

Последующее хрюкание я позволил посчитать сигналом к завершению монаршей аудиенции и с легким чувством, повернувшись через левое плечо, я выскочил из кабинета, благо что по кабинетному паркету я уже умел двигаться весьма ловко.

Автор на фоне немецкого бара «Teichperle», Мерзебург, 1988 год.

Командира отдельной бригады СПЕЦНАЗ КДВО полковника Виталия Онацкого я встретил, будучи молодым лейтенантом прибыв на Дальний Восток к первому месту службы. Всю свою офицерскую службу в течение 9 лет я считал этого человека образцом советского строевого офицера, в характере, внешнем виде и в стиле командование которого все было как надо. Невысокий, круглолицый, весь напружиненный командир передовой части округа был правильным авторитетом без дешевого насилия, издевательства и абсолютно без каких-либо пьяных представлений. Хороший психолог, имевший богатый армейский опыт, выпускник Академии Фрунзе, офицер-десантник, В.Онацкий рано получил звание полковника, надел заветную папаху, и готовил себя к покорению генеральских вершин в высоких кабинетах МО СССР. Однако, что-то пошло другим путем, и полковник Онацкий к сожалению многих убыл из дальневосточного Уссурийска в 1985 году в другой военный округ за генеральскими погонами.

Делать, как учил Онацкий, на самом деле, было несложно. Надо было просто добросовестно и не торопясь служить, не зарываться, и следить за обстановкой, что я и старался делать. Результат был ощутимым, о чем читатель может прочитать в первой главе этих записок.

Слева г-л м-р В.Онацкий. По материалам Интернета.

Упоминание приятного мне имени Онацкого, в Мерзебурге, конечно, было для меня неожиданностью, но обьяснимой. Дело в том, что на своих бесчисленных военных советах в штабе КДВО в Хабаровске командиров разведчастей округа распекали за все «достижения» службы, а командира передовой части, передовика социалистического соревнования среди разведчастей округа, полковника В.Онацкого, всегда хвалили, и он становился как отличник в школьном классе. В 1986 году, познакомившись с структурой разведуправлений, я уже знал неофициальную иерархию в штабах. Если по стечению обстоятельств отдельно взятая часть ОСНАЗ даже и получит переходящее знамя передовика соц-соревнования, то расцениваться будет, как временная удача, т.к. ОСНАЗ не бывает «круче» СПЕЦНАЗа или разведчастей общевойсковых соединений. Поэтому моя служба в дальневосточной передовой бригаде под командованием лучшего командира и, наверняка, приятеля К., неожиданно стала моей хорошей служебной рекомендацией.

Как это ни покажется читателю странным, во время моего короткого пребывания в кабинете К. мы, кажется, поняли друг друга. В течение всей службы в Мерзебурге я никогда не был обьектом полу-садистских моральных издевательств со стороны командира полка, никогда не маршировал с солдатами на плацу, и никогда не дежурил на КП по второму кругу, что случалось с нашими незадачливыми майорами, которые попадали под горячую руку командиру на утренних докладах. У меня было два сильных преимущества, я знал иностранный, непостижимый полковнику К., язык и прошел хорошую школу в войсках, делая так, «как учил Онацкий».

Историческое здание в центре Мерзебурга, ФРГ. По материалам Интернета.

1.9 УССУРИЙСКИЕ ТИГРЫ

Посчитав беседу с командиром серьезным напутствием, я с легким сердцем вернулся на КП. Представление заместителю командира полка по оперативной работе - ЗОРу, своему непосредственному начальнику, прошло по-домашнему. Как и многие другие, подполковник С., очевидно, удивился моему воодушевлению после вынужденной беседы с «Папой», и сразу перешел к служебным делам.

Остаток дня прошел быстро, постановка на вещевой, денежный, продовольственный и строевой учет была привычным делом. Сразу, по своему жизненному опыту, я обратился в службу тыла по вопросу расквартирования, подозревая, что в ГСВГ этот щекотливый вопрос решается несколько по-иному. По традиции и по уставу вопросом расквартирования личного состава занимается непосредственный командир, однако, ЗОР показался мне абсолютно бесполезным начальником, и я быстро обратился к зам по тылу. Белобрысый, хитроватый мужичок-подполковник, начальник тыла полка, естественно, быстро отвертелся от меня, послав обратно к ЗОРу, но принял к сведению и прямой дорогой направился к командиру в кабинет. Потом я узнал, что мой заход был более, чем верным – начальник тыла был одним из серых гвардейцев «Папы». Вопрос был решен на месте – бери чемоданы, и вперед по адресу.

Немецкие ДОСы, место размещения семей 253 ОРТП. Возле домов заметны контейнеры, припасенные заменщиками. Мерзебург, ГДР, конец 1980-х. По материалам Интернета.

Подхватив посыльного, я пустился со своей поклажей в обратный путь через КПП, к очевидной радости посыльного, пересекая психологический рубеж расположения части. Однако, идти оказалось недалеко – указанный ДОС стоял напротив. Зайдя в темный, вросший в землю подьезд старого, довоенной постройки, двухэтажного здания, я ощутил себя снова на родине. В обшарпанном подьезде, окрашенном самой темной на свете зеленой краской, двери были сломаны еще во времена захвата Берлина, и об освещении никто как-то не заботился. Нужная квартира оказалась на первом этаже.

На мой стук в старую перекрашенную дверь, т.к. звонки в ГСВГ считались, очевидно, капиталистической роскошью, дверь открыла молодая женщина, которая, увидев нас с чемоданами, без особых вопросов направилась внутрь, как оказалось к телефону, чтобы пожаловаться мужу – начальнику медслужбы полка, об очередном вторжении в их дом. Щекотливая ситуация была налицо. Однако, я был тертым переселенцем, и уходить вопреки распоряжению командования я не собирался. Впоследствии, став большими друзьями дружной семьи полкового доктора майора П., мы узнали, что в их просторную квартиру подселение заменщиков и прочих бездомных лиц происходило регулярно и достаточно подло. За большие заслуги «Папа» однозначно обещал майору, что его комфортное жилье семьи из четырех человек в отдельной трех-комнатной квартире нарушаться не будет. Однако, вероятно, чтобы независимо, но гибко мыслящий доктор не думал слишком много, время от времени в его квартиру без предупреждения посылали бездомных людей.

Старые ДОСы, перестроенные немцами после вывода советских войск. Мерзебург, ФРГ, 2000-е годы. По материалам Интернета.

Вопрос был хитрый, т.к. три комнаты на четырех человек явно было многовато по традиционному размещению и официальным нормам в Германиии. Однако, квартирный вопрос не только озлобляет, как известно, людей, но и делает их разумными. Ясно, что само расквартирование офицерских семей, особенно в ГСВГ, было хорошим инструментом командования. Так или иначе, я был на месте, и Ирина, жена Константина П., оказалась спокойной женщиной, явно не готовой к активной борьбе. Вскоре прибежал сам Константин, успокоил ее очередной беседой с командиром, однако, свое семейное гнездо им пришлось разделить какое-то время не только со мной, но и с моей женой. Вероятно, убедившись, что я не опасный элемент в доме, они успокоились, и мы познакомились ближе. Однако, еще одно важное дело ожидало меня в тот день вечером.

Ликероводочный ассортимент ГДР, от одного вида которого, у меня, прибывшего в разгар горбачевской борьбы с алкоголизмом на Дальнем Востоке, дух захватывало. По материалам Интернета.

По старой армейской традиции офицеру рекомендовалось представляться и «проставляться». Приезжающий офицер СА часто «вливался» в коллектив путем веселой пьянки, после которой всем было легче общаться в служебном кругу. Незнакомые и заманчивые первые карманные 100 марок ГДР хрустели в кармане, и, следуя мудрому совету капитана Б., я должен был потратить на местное спиртное. Было место, были люди и был я: все, что нужно для хорошей армейской пьянки. По удачному стечению обстоятельств семейство моего коллеги в конце мая 1987 года уже благополучно убыло на «оздоровительный период», и место было обеспечено. Повод был хороший, и деньги, потраченные на мое стихийное вливание, уже не подсчитает никто, т.к. народ подходил со своим товаром. В назначенное время я был представлен разномастной толпе офицеров и прапорщиков части «зашедших на огонек». Трудно сейчас вспомнить детали, но сидели мы славно, хотя, масштабы своего праздника мы явно недооценили. Б. и другие сотоварищи хохлы славились хорошими командирскими голосами, на месте оказалась гитара, и песни пошли органичным дополнением к неприхотливому холостяцкому столу. Все было приятно, дружно, хмельно и весело...

Утром по старой армейской привычке я был на разводе на плацу, как огурец, побритый и максимально свежий, спрятавшись в конце строя, пользуясь своим ростом. Командир с перекошенной физиономией решительно направился в сторону офицеров КП, сверлящими глазами всматриваясь в лица. Увидев меня, он прожег меня взглядом, и, громко хрюкнув, развернулся прочь.

В своей утренней тронной речи, «Папа» разьяснил нечто, что, вероятно, мы упустили во время своих посиделок. Сказал он буквально следующие:

«Мне, б..., командир авиаполка, б..., хм, звонит, б..., хм! в три часа ночи, хм!

Это у тебя там заменщики гуляют? Хм, хм, у них там , б..., «Тигры у ног моих сели», б...! понимаешь, б...! в три часа ночи! Хм!!!...Х-х-хммм!»

Очевидно, что расстояние до блочных ДОСов авиаполка, где жил полковник-летчик, приятель нашего «Папы», было весьма значительным, и я понял, что могут быть неприятные последствия нашего громкого веселья. Однако, ничего не произошло, никого к начальству не вызывали, и мой плотно занятый день на КП прошел нормально. Позже, размышляя над этим случаем, я еще раз поблагодарил в душе своего учителя - Онацкого, который мне, молодому тогда еще лейтенанту, как-то сказал:

«Настоящий офицер может пить всю ночь, но утром должен быть на разводе вовремя, как огурец!»

Вот, такая школа!

Блочные ДОСы, перестроенные немцами. Бывшее место размещения офицерских семей истребительного авиационного полка. Мерзебург, ФРГ, 2000-е годы. Фото Д.Маслова.

1.10 МЕРЗЕБУРГ – СИТИ

Время шло, загадочный Мерзебург все так и мерцал вдали заманчивыми огнями. В кармане осталась какая-то мелочь после ночных песен, но в Мерзебург-Монте Карло тянуло все больше. Просто невероятно, я уже три дня рассекал воздух вожделенной заграницы, а ощущение было, что нахожусь в закрытом гарнизоне на краю СССР!

Все! Пора было смело противостоять проклятому буржуазному миру! После службы я переоделся и решительно направился в сторону ближайшего немецкого магазинчика по переулку со странным немецким названием Weg . Прикинув направление, чтобы не потеряться, я пешком углубился в незнакомый город. В освещенный магазин, на который я наткнулся, с моими капиталами и знанием местной жизни меня пока не тянуло и поэтому я спокойно прошел мимо.

Бывший немецкий супермаркет, ближайший к расположению полка, место постоянных покупок офицерских жен. В 1980-х продавщицы неохотно, но, все же, говорили по-русски. В другом магазине, на расстоянии еще 300 метров дальше от гарнизона, по-русски упорно не общались. Мерзебург, ФРГ, 2000-е годы. По материалам Интернета.

Было еще относительно светло, однако, ожидаемой гуляющей публики на улицах я не обнаружил. Одинокие прохожие торопливо и молча исчезали за вереницей мрачноватых темно-серых трехэтажных домов. В то время я еще не знал, что вечером встретить пешеходов в сонных немецких районах Мерзебурга почти невозможно, и только в четверг, когда магазины работали допоздна, полутемные улицы немного оживали. Я страшно смущался своего наряда, справедливо полагая, что провинциальный налет после шести лет проведенных на Дальнем Востоке делал мой облик абсолютно неевропейским. Однако, никто не обращал на меня внимания, и долговязые мужские и женские фигуры в светлых брюках бесшумно растворялись в направлении своих домов. Не знаю, заметил ли кто-нибудь еще, что в Мерзебурге подьезды домов и ДОСов в основном были обращены внутрь двора, как в Советском Союзе? Вероятно, это сделано для удобства и в целях безопасности жильцов, но при этом улица делается неприветливой и коммунальной. Или, просто, пустынные, улицы с чужими серыми домами показались мне тогда такими неприветливыми? В любом случае, в США, Англии и Австралии дома имеют два выхода и улица внешне выглядит более дружелюбной от бесчисленного количества отдельных дверей, частных дорожек и подьездов для машин.

Немецкий магазин в ГДР, 1980-е годы. По материалам Интернета.

Пока я брел по улице, вечер заканчился и наступили сумерки. Достаточно далеко от части я оказался почти в полной темноте и абсолютном одиночестве. Побродив еще немного, я повернул назад. Позже я прикинул, что в первый вечер я прошел почти пол-пути до центра города. Лас Вегаса не было видно... темноту славного города Мерзебурга не разрезала назойливая неоновая реклама, не зазывали сверкающие кафе-шантаны, и праздничной музыки не было слышно вообще. С фонарями в ГДР явно что-то было не то. Привыкший к яркому свету фонарей, (если они были), на родине, немецкие низкие бетонные столбы выдавали крайне мало желтого свечения. Дома не баловали разнообразием красок: почти все окна были темными. Вскоре я узнал, что ритм жизни немцев совсем иной, и распорядок дня прочно опережает русский часа на три. Достаточно сказать, что немецкая детская телепрограмма, аналогичная советской «Спокойной ночи малыши», транслировалась в 18.00, после чего дети отправлялись спать.

Пока я прикидывал направление к дому, я посмотрел наверх. На фоне гаснущего вечернего неба плотным беспорядочным частоколом торчали разнообразные телевизионные антенны на крышах домов.

Улица города вблизи гарнизона, Мерзебург, ГДР, 1987 год. Фото автора.

Как оказалось, ТВ антенны для жителей ГДР были непростым техническим и большим политическим вопросом. Радио и ТВ станции ФРГ вели массированную трансляцию своих обычных ежедневных программ на территорию ГДР. Правительство страны не глушило вражеские станции, как это было принято в Советском Союзе. Трудно сказать почему почти вся страна наслаждалась буржуазными трансляциями без всяких помех, то ли, глушить было невозможно на столь маленькой территории, то ли, договор был с ФРГ какой, но первая программа ТВ ФРГ – ARD присутствовала в каждом немецком доме. Поговаривали, что и западные немцы с удовольствием смотрели основные каналы ГДР – DDR 1 и DDR 2, которые, надо отметить, были намного интересней и ярче бесплатного западного телевидения. Однако, как я потом заметил, идеологическая работа с населением страны партийного аппарата СЕПГ велась как-то не очень логично. Требовать от людей, которые обрабатываются ежедневно открытой западной пропагандой, постоянно находятся в контакте со своими родственниками на Западе, чтобы те были лояльны партии и правительству – просто несерьезно!

Настроечные таблицы ТВ программ ФРГ и ГДР так выглядели на советском цветном телевизоре. По материалам Интернета.

  С другой стороны, немцы мучались со своим телеприемом. В Мерзебурге, который находился в низине, прием программы ARD был откровенно паршивым. Впоследствии, когда я стал просто «экспертом» по части радиоприема и свободно рассуждал о частотах и типах антенн, (даром, что-ли, занимался радиолюбительством в школе и приехал в радиотехнический полк?!), я точно знал какие антенны и в каком направлении надо было устанавливать. Немцы пользовались антеннами «волновой канал» с многократным усилением, которые были дороги и массивны.

Вопрос настройки телевизора был практически официальным бизнесом в гарнизонах ГСВГ. Дело в том, что советский человек должен был смотреть ТВ программы родной страны, тем более, находясь в условиях идеологически неустойчивой заграницы. Общих советских ретрансляторов в ГДР не было, и все гарнизоны имели свои маленькие приемные центры со спутниковой антенной и маломощные передатчики ТВ сигнала в радиусе вокруг гарнизонов. Все было бы хорошо, если бы одна техническая особенность – ТВ ГДР вещало на другой звуковой частоте своего формата SECAM. Картинка была видна, но звука не было. Этот маленький технический трюк был бы прекрасным барьером против идеологического влияния со стороны ФРГ, однако, тут начинались загадки. ТВ ГДР и ФРГ использовали одну звуковую частоту в системах PAL и SECAM и прекрасно принимали программы друг друга на радость своих граждан. Только наши любимые советские «Рубины» и «Темпы», становились тихими мигающими ящиками когда их привозили в ГСВГ.

Программа новостей и заставка пропагандистской программы ТВ ГДР, 1989 год. По материалам Интернета.  

Не знаю, как это случилось, но командование Группы войск в свое время настроили все свои передатчики ретранслируемой Первой программы советского ТВ на звуковую частоту, принятую по всей большой Германии. К большой радости советских людей, и, догадываюсь, небольшой радости соседних немецких районов, подкрученный советский телевизор заголосил на разных языках. Различие между цветовыми системами ТВ PAL и SECAM были технически непреодолимыми, так что счастливые обладатели большого советского цветного телевизора были обречены смотреть программы ФРГ в черно-белом варианте, (если, смотрели!).

…Название «Мерзебург» состоит из двух славянских слов: «мези» и «бор», что означает «междуборье». Город Мерзебург расположенный на реке Заале , находился на границе германских поселений, наиболее выдвинутых на восток, окруженный славянскими поселениями, и ещё во франкские времена , с VI века , был пограничной со славянами - сорбами крепостью. В начале X века древняя часть Мерзебурга была собственностью графа Эрвина, тестя короля Генриха I (отца его первой жены Хатебурги ). При Генрихе I роль Мерзебурга возросла, последний стал главной крепостью в борьбе со славянами и венграми. После победы над славянами в 928 — 929 и основания крепости Мейсен , центр противостояния переместился на линию реки Эльбы, Мерзебург был подчинен маркграфу Геро Железному , а после его смерти ( 965 ) как особая марка  — маркграфу Гюнтеру ( 965 — 974 ). Император Оттон I Великий обещал после победы над венграми на реке Лех основать епископство в Мерзебурге, папа Иоанн XII дал на это санкцию ( 962 ), однако фактически епископство в Мерзебурге возникло лишь в 968 , войдя в Магдебургскую митрополию…

По материалам Интернета .

 В любом случае, любой телевизор приехавший из СССР подвергался небольшой переделке. Специалисты, имевшиеся в любой части ГСВГ за минимальную оплату в течение часа могли настроить любую модель. Чем проще, тем лучше. Новейшие модели советских телевизоров вызывали некоторое затруднение, т.к. в них стали использоваться интегральные схемы, и приходилось менять весь блок звука, который надо было тащить из Союза. Но простые черно-белые аппараты перепаивались быстро и надежно за традиционную бутылку «кирша» или «корна», универсальной жидкой валюты в советских гарнизонах.

ТВ ГДР. По материалам Интернета.

  В первые дни после приезда я был свидетелем, как мой небольшой «Рекорд» стал предметом профессионального шутливого спора между всеобщим любимцем технарем майором Л. и таким же технарем капитаном – русским финном, служившим в нашем полку. Спор был в том, что можно настроить простой телевизор так, что он будет принимать ARD из Западной Германии четче, чем местные программы ГДР. Капитан-финн выиграл спор, и действительно, через 10 минут, при наличии образцовой антенны на крыше приемного центра, западная программа смотрелась на экране контрастней. Подхватив свой телевизор, я расплатился установленной бутылкой и оставил занятых своим привычным вечерним делом товарищей радиомехаников, у которых все свободное место в мастерской было заставлено разномастными советскими аппаратами. Естественно, в более низком ДОСе мне так и не удалось достичь столь фантастического качества приема, однако, западногерманская программа ARD поселилась у меня в доме, хотя, если честно, смотреть, а особенно слушать, там было мало чего.

Впоследствии я не удивлялся, что некоторые офицерские семьи вообще не смотрели немецкое ТВ в течении всех пяти лет, высокомерно считая немцев недоумками недостойными внимания. Свой повышенный интерес к немецким программам и, тем более, к ФРГ, я не рекламировал, и в любом случае ссылался на интересы службы и поиск дополнительного источника информации. Среди офицеров КП ходила легенда о каком-то шмекере, который, якобы, принес «ценняк» о передвижении американских войск в ФРГ, подсмотренный на западногерманском канале ТВ. Звучало маловероятно, но легенда была хорошим прикрытием изучения вероятного противника в домашних условиях.

«Хлеб и зрелища» в условиях ГСВГ. За настроенный советский ТВ приемник расплачивались, обычно, бутылкой немецкого ликера стоимостью около 20 марок ГДР. По материалам Интернета.

1.11 «Сделано в ГДР»

ГДР – Германская Демократическая Республика. Новые поколения наверно уже и не знают такой страны. История исправила свои ошибки, и лучшая часть социалистического блока бездарно растворилась в мощной ФРГ вместе со своей экономикой.

Но, что мы, советские люди, знали об этой стране? Для нас, последнего советского поколения, ГДР запомнилась по псевдо-голливудским вестернам кинокомпании DEFA с накаченным, бронзовым немецко-югославским Гойко Митичем в роли всегда справедливого и угнетенного индейца, по хорошим бытовым электрофенам, по незнакомым нам и так вкусно по-европейски пахнущим пенкам для ванн, и, конечно, по детским игрушкам. Ничего не было лучше воздушных, ярких, светящихся в темноте и чрезвычайно хрупких немецких стеклянных елочных игрушек! Мечта каждого советского мальчика была иметь настоящую электрическую железную дорогу, а девочек – «квакующую» блондинку куклу.

Псевдо-голливудская продукция кинокомпании ДЕФА и домашняя кофемолка производства ГДР, 1980 годы. По материалам Интернета.

Основными потребителями немецкого ширпотреба были советские женщины и дети. Очень многие, по крайней мере, все москвички, имели в своем интимном гардеробе изделия производства ГДР. Практически все, что могла надеть на свое обнаженное тело женщина, производилось в ГДР и экспортировалось в СССР. Советские гражданки любили и покупали немецкое белье, оно было удобно, красиво и престижно, за ним стояли очереди, им спекулировали и отправляли посылками в национальные окраины Советского Союза. Но был еще один предмет дамского туалета, который оставил незабываемый след в советской истории.

Продукция трикотажной промышленности ГДР, 1980-е годы. По материалам Интернета.

... Капроновые чулки. Как ни странно, эта, в целом, утилитарная вещь, как ни что другое сыграла в истории человечества свое большое эстетически-нравственное значение. Не вдаваясь здесь в глубь вопроса, о котором написаны трактаты и целые книги, хочется напомнить читателю, что данный предмет дамского туалета исторически был малодоступен советским трудящимся женщинам. Проще сказать, что, начиная с голодного послевоенного времени, маленький хрустящий пакетик с указанным товаром был всегда желанным подарком любой женщине. Однако, время шло, а буржуазно-презренный товар привозился на бескрайние просторы СССР только спекулянтами и дипломатами в их безмерных чемоданах. И тут на помощь пришли братские немцы. С начала 1970-х годов мечта стала реальностью, и советские магазины стали вдоволь снабжаться чулочно-носочными изделиями производства ГДР. Цена кусалась, однако, женщины шли на многочисленные жертвы и щеголяли в своем престижном капроне и зимой, и летом, и который был безнадежно тонким и рвущимся. Исторически чулки были вытеснены более удобными колготками, но опять первенство на советских прилавках оставалось за восточногерманским товаром. Следует обратить внимание на маленькую пропагандистскую деталь. Достижение передовой восточно-германской химической промышленности – нейлоновое волокно, не могло называться проклятым американским «нейлоном» или «капроном», оно называлось очень патриотично – Dederon , от названия страны DDR .

У советских людей от немецкого импорта осталось впечатление чего-то яркого, легкого и, в общем, по-европейски ненадежного. Позже, в ГСВГ, мы к своему удовольствию обнаружили просто изобилие добротной и красивой одежды и обуви, вполне западного качества. Еще к большему удивлению, мы так и не нашли знаменитые немецкие игрушки, которые в условиях социалистической интеграции были недоступны простым немцам в ГДР. Снисходительно заказанный из Советского Союза дорожный фен, мы искали в ГСВГ пол-года, т.к. реальность и представление о возможностях не всегда совпадают.

« Made in GDR », марка исторически была не очень известна в мире. «Произведено в ГДР» - марка знакомая советским потребителям; произведено « im DDR » стала нам знакома в ГСВГ. Всего лишь раз я видел редчайшее клеймо «Made in Eastern Germany», по аналогии «Made in Western Germany». Очевидно, сравнение с мощным и качественным импортом из ФРГ было не в пользу восточно-германских производителей, и экспорт направлялся в основном в СССР и страны соц-блока. Как бы там ни было, нам всем казалось, что ГДР-овская продукция была вполне на уровне мировых стандартов, и ассортимент был несколько серьезнее, чем венгерские маринованные огурчики или болгарская баклажанная икра.

Фотокамера «Практика» MTL 50 и фен производства ГДР признавались потребителями не только в СССР. Конец 1980-х. По материалам Интернета.

Вершиной потребительской корзины является автомобиль – недоступная роскошь для большинства советских людей. Страны, производящие автомобили, – хорошие страны, страны, производящие хорошие автомобили, - очень хорошие страны. ГДР производила автомобили, однако размер и вид знаменитого Трабанта наводил на мысль, что добрая гитлеровская идея «народного автомобиля» была понята не совсем правильно. Как ни крути, «Фольксваген» никогда не доходил до такого, пытаясь сделать свой автомобиль народным. Пластиковая полу-игрушечная модель, весом 200 кг, смешно тарахтела мотоциклетным двигателем, испуская синий дымок. Не заботясь о «звездах» безопасности, восточные немцы лихо гоняли на своих машинках, забиваясь в них по 5 человек.

Сувенирный набор фруктовых ножей и этикетки популярых прохладительных напитков производства ГДР стоимостью около 50 пфенигов за бутылку, 1980-е годы. По материалам Интернета.

Зимой 1988 года, гордо двигаясь в г. Дрезден по зимнему гололеду вдоль замерзших полей на знаменитом военном автобусе «Прогресс-30», производства лейпцигского завода по ремонту танков «Красная Звезда», мы были свидетелями, как на скользкой дороге немецкий Трабант занесло и он просто «полетел». Машина кувыркалась на большой скорости, приземляясь на разные плоскости пластиковой обшивки, которые легко отделялись при каждом ударе об землю. В конце концов, Трабант приземлился на колеса в виде облегченной рамы и из него вылезло четверо долговязых, обескураженных немцев, окруженных подоспевшими водителями из проезжающих машин. К сожалению, Трабанты были слишком маленькими, и часто давились советской военной автотехникой на дорогах, в результате чего немцы нередко калечились и гибли.

При повальной всеядности населения ГСВГ, я не припомню случая, чтобы кто-нибудь из советских людей купил Трабант для езды. Позже, описывая вакханалию разграбления страны поле 1990 года, мне рассказывали, что прапорщики отправляли Трабанты в Союз в обычных контейнерах, поставив вертикально, т.к. они стояли брошенными на улице, а воровать в частях советским людям уже было совсем нечего.

Интересно, что все восточные немцы в конце своего социалистического периода уже имели доход, легко позволяющий им иметь машину Трабант, стоимостью 6500 восточно-германских марок. Однако, желающих купить было гораздо больше, чем самих машин, и немцы вставали в очередь на Трабант в возрасте 16 лет, одновременно сдавая на водительские права. Очередь росла и подходила приблизительно через 5-6 лет по расчетам на 1997 год. Позже я познакомился с немецкой машиной «Вартбург», которая была не лучше советских «Жигулей», которые были весьма дороги и престижны в ГДР. В 1989 году очередь на немецкий «Вартбург» была около 13 лет. Третьей популярной легковой машиной в Мерзебурге была чешская «Шкода».

Автомобиль Трабант, «Траби», популярный в ГДР, после обьединения Германии стал насмешливым символом Восточной Германии. 1980-е годы. По материалам Интернета.

Был, конечно, в народной Германии хороший научно-технический потенциал, лучший после СССР, который использовался в целях разработки технологий, не очень заметный обычному покупателю. В ГДР была развита наука, машиностроение, производство сборочных, призводственных машин, которых никто не видел, если не попадал внутрь заводов. Была передовая химическая промышленность, на выходе которой получались красивые и разнообразные пластмассы и волокна, была набирающая силу загадочная компьютерная промышленность. Гордостью немецкого экспорта были хорошие и дорогие зеркальные фотокамеры Praktica . Жители ГСВГ нередко покупали эти фотоаппараты, хотя, супер качественных снимков я так ни у кого и не увидел. В немецких магазинах стояла различная стерео-аппаратура и телевизоры вполне советского вида местной фирмы RFT , не бударажающие воображение своим качеством. Звукозаписывающая фирма AMIGA по слухам выпускала хорошие пластинки, однако, в ГДР мне они как-то не попадались. Как и в Советском Союзе, в ГДР делали бронемашины, дорожную технику, электровозы, наши любимые спальные вагоны, и очень хорошие голенастые грузовики « IFA », которые до сих пор катаются по трудным дорогам Азии и Африки. Еще в ГДР производили оружие, надежное и по-немецки качественное. Восточная Германия была одна из стран Восточного блока, которая годами делала автоматы Калашникова по советской лицензии на радость всем горячим регионам мира. Социалистическая Германия производила также более деликатные заказы для нужд обороны Восточного блока, однако, эта часть промышленности была известна только специалистам.

Реклама последней модели немецкого грузовика IFA L 60 перед входом на Лейпцигскую ярмарку. 1988 год. Фото автора.

Живя в Мерзебурге, мы имели неограниченное счастье наслаждаться «плодами» экономического прогресса. Два химических комбината – в поселках Буна и Лейна, к северу и югу от города, часто дарили нам незабываемые ароматы. Надо признать, что построенные еще после Первой мировой войны комбинаты были расположены мудро, и доминирующие западные ветры сносили ядовитую вонь в сторону от города. Однако, когда ветер менялся, мы могли точно определить «откуда ветер дует». Химическая промышленность была активной и продуктивной, в этом мы могли быть уверены!

Меня всегда ревностно интересовал вопрос – почему мы в СССР так не можем? Не можем производить хорошие товары, сырье?? В чем секрет успеха? Когда мне удалось проехать мимо нашего соседнего химкомбината я к своему удивлению обнаружил просторную, огороженную европейскую стоянку полную западно-германскими грузовиками. Многие из них были цистернами, перевозившими химические опасные грузы. Все это наводило меня на мысль, что секрет успеха ГДР-овской химии кроется в массовых поставках западных состовляющих, сырья, и, возможно, передовых технологий, которые в Советском Союзе были недоступны. Позже я узнал, что торговля с ФРГ велась активно, что экспорт-иморт двух стран был очень далеким от обычного ассортимента соцстран, и вообще связи с «проклятым Западом» были весьма обширны, что не очень соответствовало нашему советскому представлению о противостоянии систем.

«Привет из ГДР» - коллекция почтовых открыток Восточной Германии, изданная в ФРГ после обьединения страны. По материалам Интернета.

1.12 КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

Квартирный вопрос не озлобил советских людей в Мерзебурге. При ограниченной жилплощади всех расселяли приблизительно одинаково, традиционно учитывая ранги и состав семей. Все понимали, что жизнь в ГСВГ временная, и поэтому можно потерпеть и потесниться. Квартирный вопрос не доходил до истерических сцен с неуравновешенными женами, привлечением высокого командования и взятками, никто не ходил в атаку на командира с младенцем наперевес, что зачастую случалось в гарнизонах на просторах СССР. Большинство офицеров полка жили в коммунальных квартирах в старых немецких ДОСах. Немецкие квартиры были удобны для коммунального проживания – они имели коридорную систему с общей кухней, что позволяло организовать вполне сносное сосуществование семей. Стандартные советские блочно-щелевые пятиэтажки вокруг мерзебургского военного городка в основном были заселены семьями летчиков из летного полка. Позже я был очень благодарен случаю, что нам довелось пожить в настоящем немецком доме, не видевшем ремонта с времен американских авианалетов.

В парке около замка и полковой ДОС, в котором мы прожили с женой едва ли не лучшие три года нашей жизни в 1987-1990 гг., Мерзебург, ГДР. Фото автора.

Мое размещение было временно решено, но на быстрое улучшение я не рассчитывал. Однако, все произошло достаточно быстро. Служба шла своим чередом, и на второй неделе моей немецкой эпопеи ко мне на улице подбежал какой-то низкорослый парень, в «гражданке», на вид молодой вольняга. Выяснилось, что это был один из неуловимых шмекеров «на задании», офицер двух-годичник, после провинциального ин-яза отслуживющий свои два года армии. Видеть офицера полка в рабочее время в гражданке было странновато, однако, я уже был наслышен об «особой миссии» господ шмекеров предостаточно. Слух о том, что в полк приехал новый переводчик дошел до него с опозданием, и он, обрадовавшись, побежал знакомиться, когда, наконец, увидел меня. Мне пришлось разочаровать «гвардейца кардинала», признавшись, что я не шмекер-двухгодичник, а кадровый офицер, и что немецкого языка я не знаю совсем. К тому времени я уже привык к реакции людей в ГСВГ, которые отказывались понимать, что может делать переводчик в Германии без немецкого языка??! Шмекер явно охладел ко мне, но проявил неожиданную профессиональную солидарность, узнав, что я выпускник Военного Института, о котором он что-то знал. На ответ о моем размещении, молодой шмекер разразился витиеватой тирадой с применением не совсем нормативной лексики. По его мнению получалось, что, мягко говоря, командование полка не совсем достойные люди, иногда принимающие не совсем правильные решения. Покривя душой, я нехотя согласился с ним, всем своим видом показав покорность неблагодарной судьбе. Однако, мой новый знакомый явно имел что-то другое в голове, он уточнил мое расположение и фамилию, сказав, что я просто должен разместиться в его комнате, т.к. он уезжает скоро по замене. Мне осталось только поблагодарить его за неожиданное участие, пожать плечами и удалиться восвояси, размышляя о странном предложении.

Здание алюминиевого комбината в г.Мерзебурге, ГДР – место постоянной работы солдат полка до 1987 г. Солдаты с удовольствием отправлялись на любые работы, где их никто особенно не принуждал и хорошо кормили. Это была единственная возможность рядового состава посмотреть Германию. Завод расплачивался с командованием полка некондиционными рулонами алюминиевых обоев, модными в начале 1980-х. По материалам Интернета.

Позже я, конечно, навел справки и узнал, что упомянутая комната в коммуналке была на хорошем счету в соседнем от КПП дома. Начальник тыла полка встретил мое радостное предложение решительным отказом, тк жилище заменщиков не распределяется среди желающих, и я понял, что дальше мне пробиваться бесполезно. Однако, вскоре случай свел меня с молодым шмекером снова, когда я случайно увидел его уже в форме лейтенанта около штаба через несколько дней. Я посчитал своим долгом напомнить о себе, на что шмекер скроил усталую гримасу, однако, пообещал посодействовать. Для себя я уточнил точную дату его отьезда, твердо зная, что квартирный вопрос строго привязан к месту и времени по принципу «Кто не успел, тот опоздал!». Сейчас уже трудно вспомнить, сколько прошло дней, но все прошло успешно, и я получил ключи от своего нового дома вполне официально, вселившись в одну комнату трехкомнатной коммунальной квартиры, где в то время проживал доблестный командир взвода лейтенант К. с женой и первым ребенком. Потом я узнал, что претендентов на это жилище было несколько, но под нажимом авторитета заслуженного жильца оно досталось мне, за что люди несправедливо приписали мне несуществующие блатные связи с командованием полка, в чем я и не стал их разубеждать.

Старые полковые ДОСы, перестроенные после вывода советских войск, Мерзебург, ФРГ, 2000-е годы. По материалам Интернета.

Комната была действительно большая. Высокие потолки, два окна, стены обклеены дифицитными алюминиевыми обоями дикой шахматной расцветки, стиль и гордость настоящего шмекера. В углу комнаты стояла зеленая изразцовая, высотой два метра, массивная угольная печь, придавая жилищу странный доисторический вид. Прелести угольного отопления были еще впереди, но оказалось, что новая наша квартира имела свою особую ценность.

Горячая вода в ДОСах нагревалась газовыми колонками, которые были соединены на газовый счетчик, обычный во всех европейских странах. В отличие от щедрого разбазаривания газа в СССР, в ГДР газ был дорог и его хорошо считали. Неизвестно с какого времени тихо тикающий в коридоре газовый счетчик был сломан. Массивный, напоминающий электрический, счетчик был умело подломлен народными умельцами задолго до нашего приезда и не показывал реального расхода. Немецкая государственная газовая служба, естественно, знала о таком проколе и неоднократно посылала ремонтников по адресу. Но не тут-то было! Согласно легенде в течение долгого времени немецких газовых мастеров в дверь нашей квартиры не пускали встрепанные русские бабы, упорно произнося магическую в ГДР фразу: «Нихт ферштейн!». В результате непреодолимого языкового барьера немцы отказались от своих попыток отремонтировать колонку и навести порядок, и при молчаливом содействии тылового командования наша квартира была посажена на среднюю установленную оплату газа. Другими словами, мы жгли газа сколько хотели, мылись в ванне в свое удовольствие за стандартную оплату, в то время когда некоторые офицерские семьи сурово экономили и мылись в одной ванне друг за другом, не меняя воды.

Вот так, неожиданно для нас самих, мы сами стали героями многочисленных анекдотов про «Сему с Брайтона», который переделал счетчик, и теперь электрическая компания должна ему деньги! Советский человек везде одинаков, что русский, что еврей, что простой офицер Советской Армии.

Мерзебург, ГДР, 1988 г. Фото автора.

1. 13. TERRA INCOGNITA

DDR – Deutsche Demokratische Republik . Германская Демократическая Республика, просуществовашая 40 лет, была и осталась неизвестна советским людям. До 1987 года ГДР была для меня, как и для большинства честных советских людей, известна по некоторым импортным товарам, по скупым двух-минутным репортажам программы «Время» об успехах стран социализма и по столь желанным, редким, ночным музыкальным программам советского ТВ – «Зарубежная эстрада».

ГДР, 1988 год. По материалам Интернета.

Все знали, что ГДР – хороший друг СССР, хотя старые люди в Советском Союзе несколько осторожно относились к подобному братству, припоминая войну. Политическая картинка времени благополучного братского периода нашей дружбы обычно показывала мелкого, сухого старика в сером костюме – тов. Эриха Хонеккера, бессменного про-советского лидера ГДР в период 1976-1990 годах. Время поменялось, и самым известным изображением старого лидера Германии стал политический поцелуй Хонеккера и Брежнева, изображенный на Берлинской стене. Срисованный художником с реальной фотографии политической встречи лидеров в Москве, сегодня этот пропагандистский поцелуй смотрится ехидной карикатурой. Я думаю, что сам Хонеккер в те времена просто искренне хотел понравиться дружественной Москве, и увековеченные азиатско-гомосексуальные лобызания двух старцев были не более чем дипломатическое желание подстроиться под русскую дикость и маразматичного Брежнева. Как известно, даже рукопожатие является предметом дипломатичемкого регламента, и, естественно, «однолюб» тов.Хонеккер никого больше прилюдно не целовал. Если честно, мне было немного обидно, что, в целом, благополучный период взаимоотношений двух стран не оставил ничего более материального в Европе, кроме разрушенной Берлинской стены с растиражированным портретом маразматических лидеров.

Знаменитый поцелуй лидеров, доведенный до карикатуры на Берлинской стене. По материалам Интернета.

Пропагандистская машина социализма с удовольствием показывала ГДР, как передовой отряд социалистической науки и техники, на экране мелькали современные лаборатории, светлые, сверкающие цеха и малопонятная продукция научных достижений. Телерепортажи о жизни немецкой страны ограничивались показом множества красных и национальных знамен, под которыми сияли лица спортивной на вид немецкой молодежи в яркой форме с нашивками союза Свободной немецкой молодежи – FDJ . Вполне понятно, почему в СССР никогда не переводили аббривиатуру FDJ . «Дейче Югенд» сильно смахивало на печально известный со времен войны гитлерюгенд, а понятие «свободная молодежь» вызывало внутренний вопрос – свободные от чего? Или в чем??..

Символ восточногерманского спорта, олимпийская чемпионка по фигурному катанию Катарина Витт и сборная ГДР на зимних Играх. По материалам Интернета.

Еще в ГДР был спорт, большой, олимпийский, государственный. Сейчас, в новое капиталистическое время уже никому не надо обьяснять, что спорт – это большое и дорогое политико-экономическое мероприятие. Другими словами, нет денег – нет спорта. Сейчас уже российским бюрократам от спорта не надо оформлять современных спортсменов на фиктивную работу для получения трудовой книжки, не надо принимать их в ВС и присваивать им досрочные офицерские звания за олимпийскую медаль. В Восточной Германии были хорошие спортмены и им хорошо платили, не особо заботясь об имидже «любительского» спорта. Пловцы и легкоатлеты, фигуристы и тяжеловесы были вполне на уровне мировых стандартов, и восточно-германская спортивная дипломатия работала как надо. О стране знали, ее спортивным достижениям завидовали другие. В перестроечное время скандальные подробности впечатляющих рекордов немецких спортсменов несколько подпортили имидж спорта ГДР. Стало известно о широком применении самых передовых допингов с благословения спортивных властей Берлина и о применении принудительной беременности немецких атлеток для повышения спортивного результата в короткий промежуток времени. Однако, уже никто не переписывал историю, и имена известных атлетов и их рекорды остались навечно.

Еще в Восточной Германии было кино. Германия вполне может гордиться своим кинематографом. В довоенное время немцы делали качественные черно-белые ленты с участием звезд, таких как, Дитрих и Рекк, снимали отличные веселые комедии, абсолютно неизвестные в Советском Союзе. В конце 1980-х телевидение ГДР показывало прекрасную ретроспективу старых немецких фильмов, и даже с моим очень ограниченным знанием немецкого, было приятно посмотреть добротные, вполне достойные довоенного Голливуда, немецкие фильмы, сделанные без всякого намека на политические пристрастия нацистких лидеров.

Гойко Митич, неустрашимый «киношный» индеец, любимец мальчишек в ГДР и СССР. По материалам Интернета.

Экспортным продуктом Берлинской киностудии DEFA , стали немецкие вестерны с немецко-югославским актером Гойко Митичем. Как и малоизвестные нам итальянские спагетти-вестерны 1960-х, берлинские вестерны отличались от голливудских оригиналов своим политическим звучанием, и были метко прозваны в ФРГ «остернами», от немецкого Ост – восток. В таких, хорошо известных нам фильмах, как « Die Soehne der grossen Baerin », индейцев всегда угнетали плохие белые колонизаторы. В отгороженной от многочисленной западногерманской турецкой общины ГДР, накаченный, экзотически смуглый южанин Гойко Митич стал любимцем немецкой публики на долгое время, и в преклонном возрасте в 1990-х годах посетил настоящих индейцев в США, где за особый вклад получил почетное звание вождя племени сиу, правда, при этом индейцам пришлось показать всю берлинскую кинопродукцию, стряхнув с нее пыль времен.

За три года я мельком посмотрел много немецких фильмов разного времени и жанров, показанных по ТВ. Однако, ничто не осталось в памяти, сказалось, очевидно, что языковой барьер для серьезного просмотра - вещь непреодолимая. С определенного времени на немецком экране появился любимый герой советской пропаганды – странноватый американец с голливудской внешностью, политический беженец – Дин Рид. История его побега из США по приглашению Советского Союза (?), жизнь и неожиданная смерть в Берлине для советских почитателей нового американского актера и певца осталась тайной.

Имя американского певца и актера Дина Рида было известно советской публике, однако, основная его творческая деятельность была в ГДР, где американец благополучно жил в «изгнании». По материалам Интернета.

Был еще один особый экспортный продукт ГДР. Еще с советских времен в редких программых «Зарубежная эстрада», где-нибудь после вечного Карела Готта, показывали выступления «Балета телевидения ГДР» или «Фридрих-штадт-паласта». Шоу на уровне Бродвея или Лас-Вегаса с умопомрачительными танцовщицами в перьях поражали неокрепшие умы советских зрителей. Строго дозированное ТВ шоу запомнилось надолго, и, приехав в ГДР, на родину привлекательного балета, я скоро разобрался, что «Балет телевидения ГДР» был более доступным к показу по ТВ, его немцы показывали достаточно часто. «Фридрих-штадт-паласт» на ТВ не показывали почти совсем, полностью коммерческое экспортное шоу было на уровне Мулен Ружа, и красавицы в нарядах «топлесс» были гвоздем программ, как в Париже. Шоу до сих пор благополучно работает и открыто для всех в своем приметном здании недалеко от центра восточной части Берлина.

В остальном жизнь людей в ГДР была нам неведома. Мы не знали их вкусы, политические пристрастия, традиции и настроения. Языковой барьер был всюду, во всех областях нашей совместной жизни в ГСВГ. Общение с немцами ограничивалось обычно простыми покупками, что в основном было развлечением советских женщин. Для обычного офицера ГСВГ общение с немцам начиналось с немецких пограничников, (если повезет), в поезде из Союза, и заканчивалось в кассе на жедлезнодорожной станции. Больше частных контактов по необходимости не было.

«Балет телевидения ГДР», 1980-е годы. По материалам Интернета.

  Советское командование не поощряло и строго ограничивало любые контакты с населением ГДР. Любые «дружеские», неформальные связи были предметом пристального внимания, а столица - город Берлин был вообще закрыт для свободного вьезда советских людей. Ходили маловероятные слухи, что где-то в глубинке кто-то вообще породнился законным браком с немкой, но это больше смахивало на легенду. Я неоднакратно слышал о мифическом союзе советского офицера с хозяйкой самого настоящего гаштета, однако, я принимал это за красивую сказку людей, мечтавших о халявной выпивке, что в условиях тотальной бедности в ГСВГ звучало особенно заманчиво. Пресловутые ежегодные пьянки под флагом немецко-советской дружбы, известные под названием «фройншафт», были больше формальностью, на которой немцы просто поили русских, хорошо проводя время сами, и отлично списывая выделенные государственные деньги. Было ощущение, что, если бы ГСВГ просуществовало дольше, свободное ограничение передвижения офицеров по территории ГДР стало бы реальностью. Первые робкие движения в политической жизни Восточной Германии в сонном Мерзебурге появились в 1989 году в виде первых политических плакатиков. Ни демонстаций, ни выступлений я так и не увидел в ГДР. Революция, метко прозванная западными критиками «банановой», прошла тихо, мягко и без каких-либо шумных славянских столкновений. Ни в поведении людей, ни в комментариях телевидения ГДР мы не увидели изменений, когда в ноябре 1989 года тихо и достаточно бесславно пала Берлинская стена – символ коммунистического тоталитаризма на Западе и слабый, как оказалось, оплот завоеваний социализма на немецкой земле.

Давид Хасселхофф в 1989 году неожиданно превратился из пляжного спасателя в спасителя немецкой демократии. По материалам Интернета.

В 1989 году общее настроение советских людей в ГСВГ была обида. Просто обида, на то, что благополучно живущие или просто зажравшиеся, немцы выбрали западный путь. Традиционно веря, что социализм хорош для всех, реалистично оценивая успехи ГДР на основе бесплатных ресурсов из СССР, советские люди имели моральное право на обиду. Политическое предательство 40-летней дружбы лидерами страны было неожиданным и довольно подлым, в то время когда СССР еще существовал. Однако, мы все были заложниками социалистической пропаганды, лживой и политически односторонне направленной. Если бы мы имели возможность свободно общаться с немцами, знали бы их настроения и желания, то естественное, морально назревшее гео-политическое обьединение германских земель показалось бы нам успехом здравого смысла, и мы бы тоже с нашей евро-азиатской эмоциональностью радостно скакали бы на Берлинской стене 1989 года под зажигательные песни о свободе американца с немецкими корнями Дэвида Хасселхоффа. Тем более, что он оказался своим в доску парнем, и пьет водку не хуже русского!

В эпоху развитой электроники, Интернета и компьютеров сравнивать уровень жизни стран двадцатипятилетней давности, по крайней мере, некорректно. Человеческая память удобно отбросила негативные впечатления прошлого, и даже наша, скромно говоря, незамысловатая жизнь в СССР издалека кажется многим очень хорошей. Однако, как живой свидетель, проживший в ГДР три года, я могу засвидетельствовать, что жизнь в Восточной Германии была намного лучше. Бесплатное европейское образование, превосходная бесплатная медицина, богатые пенсии и полные магазины, гарантированная трудовая занятость и очень даже заметная демократия, (вопреки расхожей западной пропаганде), были нам в Союзе недоступны. «Витрина социализма» отлично снабжалась и пользовалась всеми благами, предоставленными братскими странами. Даже ЧССР, столь популярная среди русских сейчас, не дотягивала до уровня демократов-немцев, оставаясь второразрядным государством в Восточной Европе. Еще чуть-чуть, и ГДР со своим научно-производственным потенциалом стала бы лидером в электронике и компьютерах на зависть всей Западной Европе. Но, случилось почти непредвиденное – немцев сгубила... жадность.

1 Мая 1988 года, Мерзебург, ГДР. Фото автора.

  Как известно, Германию в критическом 1918-ом году от неминуемого социализма спас простой бюргер, который по привычке, как и триста лет назад, сидел в пивной со своей кружкой и сосисками. Легендарному немцу затеи подозрительных марксистов показались сомнительными, и вся страна повернула в другую сторону, следуя своему мелкобуржуазному инстинкту. Через сорок лет из-за упрямства Гитлера социализм снова пришел на немецкую землю, где воцарился еще на 40 лет, однако, сейчас немцы получили от государства рабочих и крестьян гораздо больше. Когда у человека есть все – ему надо больше, и мещанская сущность германцев снова привела их к беде. Сомнительные материальные претензии к власти в 1980-х годах заключались в праве привозить из-за границы подержанные автомобили и иметь свободный выезд из страны. Не дождавшись толком ответа от правительства в 1989 году, немцы осуществили мирную революцию, и, пользуясь беспечностью властей ГДР, практически сделали важнейший шаг к обьединению Германии.

Потеря граждан ГДР была страшной. Эйфория перемен, которой советские люди наслаждались в хаосе 1990-х, продолжалась совсем недолго, и очень скоро они жестоко пожалели о содеянном. Сразу после обьединения страны в бывшей ГДР были отменены бесплатные образование, медицинское обслуживание, сокращены социальные пенсии, закрылись детские сады, и, главное, немцы потеряли работу. В Мерзебурге в середине 2000-х безработица достигла 35%, что означает полный крах. Безработица, бедность, социальное жилье, пособия, криминал и наркомания – стали реальностью вчера еще благополучной страны. В Восточные земли из ФРГ хлынули непринятые иммигранты, турки, арабы, негры в таком количестве, что целые районы восточного Берлина сейчас уже не говорят по-немецки. Доброе наследие ГДР было ошельмовано западногерманской пропагандой, которая продолжает изображать восточных немцев незадачливыми дурачками на маленьком пластиковом «Трабанте». Однако, у людей своя память, и феномен немецкой «остальгии» (от немецкого «ост» - восток), по сохранению всего, что связано с ГДР, говорит сам за себя. Мощное общественное движение обьединило в современной Германии миллионы людей, и по активности, массовости и вложенным средствам не сравниться с жалкими русскими всхлипами по потерянному СССР. Музеи, выставки, коллекции, клубы и шествия, праздники и целые магазины, наполненные старыми гедеэровскими товарами и продуктами, продолжают привлекать людей и их немецкие евро. Немцы упорно обсуждают исторические ошибки «обьединения» на многочисленных конференциях и форумах политической, общественной и религиозной направленности. Кто из нас тогда мог представить, что в 2000-х годах на территории отремонтированной ставки Главкома ЗГВ и штаба Группы войск немцы будут устраивать костюмированные представления под лозунгом «жизнь русского штаба», и надевать на себя советскую военную форму по всем правилам наставлений и устава?!

Парад энтузиастов «Музея ГДР» в военной форме Народной армии ГДР. Пирна, ФРГ, 2000-е годы. По материалам Интернета.

  ...Существует мнение, что благосостояние страны можно оценить по отношению к старикам, отношению к домашним животным и по состоянию общественных туалетов. Смею утверждать, что по этим своеобразным показателям ГДР была далеко впереди! За три года я не видел ни одного бездомного или голодного животного, а самый мрачный вокзальный туалет страны был чист и пах вполне цивилизованно. По воскресеньям в Мерзебурге, возле ликеро-водочного «окошка» собирались обычные старики-пьянчужки, существующие в любой стране. Когда я видел их белоснежные кружевные рубашки и бежевые, кремпленовые костюмы, выданные социальной службой, их неторопливые беседы в клубах сигаретного дыма и трогательную вежливость в очереди сдавать пустые водочные шкалики, то, я с горечью понимал, что так мы в СССР не будем жить никогда...

1.14 СЛУЖБА

Время шло, наполняя мою жизнь новыми впечатлениями немецкой жизни. Служба оказалась не очень сложной и нудной, и, главное, я смог применить свое знание английского языка. До 1987 года у меня не было возможности работать с английским даже на примитивном уровне, поэтому я был очень рад такой возможности на КП РТР полка. Новая служба была необременительной: в основном, подготовка ежедневных коротких сводок по военно-политической обстановке в Западной Европе, желательно ФРГ. Как источник информации на КП использовались телетайпные распечатки информационных агенств и просто прослушивание открытых радио-передач на английском языке. Официально на КП 253 ОРТП служило несколько переводчиков, однако, в реальной армейской жизни весь личный состав подразделения никогда не бывает на месте. Часть офицеров-переводчиков, естественно, были занятыми шмекерами «на задании», часть - занимались какими-то другими обязанностями, кто-то был заменщиком, как легендарная старший лейтенант Наташа, выпускница Краснознаменного Военного Института с французским и сербо-хорватскими (?) языками. Всего выпускников ВИИЯ-ВИМО в полку было трое, и, кроме меня, «тяжелую» службу «тянул» старый майор П., настоящий военный интеллигент, выпускник ВИИЯ старой школы, который был интересным собеседником, много знал, хорошо владел французским, и даже пытался продвинуть французское направление в развед-деятельность полка. Но, как обычно бывает в армии, инициатива наказуема, направление развито не было, майор остался виноватым, и обьекты полка благополучно остались в зоне американских войск в ФРГ. «Французы» в полку были прилично разработаны годами позже другим «вияковцем», капитаном Д., который смог продвинуться со своими проектами только в бригаде РТР в городе Торгау. Отдельный полк ОСНАЗ армейского подчинения явно не годился для прогрессивного разума.

Мерзебург, 1988 год. Фото автора.

  К моему удивлению, ежедневную английскую прессу делать никто не хотел, и ЗОР отдал ее мне, к моему вящему удовольствию. Разобравшись в делах, я, с разочарованиием, обнаружил полный развал в информационной работе КП. Среди наших незадачливых майоров-дежурных процветала практика подтасовки данных и дат, неразборчивый доклад прессы, и, к ужасу, самый примитивный вымысел.

Знаменитый коридор в здании КП полка, место обитания дежурной смены.

Снимок сделан ветеранами 253 ОРТП в 2000-х годах после вывода войск.

Фото Д.Маслова. .

Как-то, в мои первые дежурства, глухим поздним вечером, дежурный майор вызвал на КП шмекера, т.к. солдаты смены по какой-то причине ничего путного не распечатали к утреннему докладу. Шмекер пришел в гражданке, сильно помятый, удалился в кабинет и через пару минут принес готовую заметку, нацарапанную на бумажке. Содержание перевода вызвало у меня сомнение, однако, я не стал вмешиваться, потому что дежурный майор остался очень доволен. Перед уходом шмекер выловил меня в коридоре темного КП и в качестве великого подарка коллеге сунул мне какие-то старые смятые клочки. На свету я рассмотрел «подарок» и с удивлениием обнаружил телетайпные распечатки прессы шестимесячной давности! Вероятно, такими «новостями» командира полка «кормили» на КП регулярно. Подобные уловки могли дорого стоить дежурному во время утреннего доклада оперативной обстановки командиру полка. Если доложенные «новости» показывались «Папе» подозрительными или, того хуже, полковник их уже слышал, то можно было гарантировать, что хитрый майор выслушает интересные матерные характеристики и останется дежурить вторые сутки в качестве наказания. Что? Говорите, что нельзя по уставу! Вас бы туда!

Подсовывать дешевую «липу» было ниже моего самолюбия. Имея достаточный опыт службы, я точно знал, что надо для выполнения задания: поскольку политических сенсаций на горизонте не предполагалось, короткая информация на пару обзацев о военно-промышленном комплексе или новом вооружении вполне годилась для утреннего доклада оперативного дежурного.

По моему негласному соглашению с дежурной сменой КП, солдаты быстро и толково распечатывали нужный материал и больше сильно не напрягались по поиску дополнительных данных. Я прекрасно понимал, что для хорошей работы смены нужен стимул, который в данной ситуации было время. «Свободное» время за приемником, где можно было расслабиться и послушать музыку, ценилось солдатами больше всего. Стимул работал просто – распечатал материал – отдыхай, никто трогать не будет. Не выдал нужных статей – будешь работать дольше. Хитрости здесь особой не было, т.к. все радиостанции, независимо от направления, передают любые сенсации немедленно. Так что, любая музыкальная программа Западной Европы потенциально была источником военно-политических новостей. Позже я сам прослушивал американские новости дома во время обеда для дополнения и проверки уже подготовленных сводок.

253 ОРТП ОСНАЗ на плацу, Мерзебург, ГСВГ, 1988 год. По материалам Интернета.

Остальное население КП не очень впечатляло. Уже упомянутые майоры-технари были людьми в своей массе неинтересными, серыми служаками, премещающимися из гарнизона в гарнизон, для которых Германия был очередным гарнизоном, где по-лучше кормили. Единственным светлым пятном на общем фоне был помощник начальника КП майор К., человек незаурядного стратегического ума, огромного оперативного опыта, до мозга костей военного «сапога», с немного странной надломленной психикой. Противоречивый и высоко порядочный, слабовольный и просто одаренный в стратегии майор был просто находкой для КП, однако весь гений его проявлялся пару раз в году во время стратегических учений НАТО в Европе, когда наш полк занимался активной разведкой вероятного противника.

Значительное время офицеры КП проводили в боевых дежурствах. Особая прелесть боевых дежурств в отличие от обычных полковых дежурств была в утренней смене. После доклада обстановки командиру полка и офицерам КП сменившийся дежурный был свободен на весь день, который согласно распорядку, он должен проводить дома отдыхая. Но это было не для меня! Утренняя смена была просто подарком судьбы. Очень скоро я выяснил, что офицеры в своей массе никуда не ходят и далеко из Мерзебурга в свободное время не ездят. Более того, значительная часть вообще ничего не знала и не видела в ГДР ничего хорошего на радость командования и «особого» отдела. Дабы не привлекать внимания на КП, я не очень распространялся по поводу своего живого интереса к немецкой жизни и тихо использовал каждый свободный день после дежурства на свои бесконечные поездки по Германии. Иногда было тяжеловато после практически бессонной ночи бродить где-нибудь в Дрездене к вечеру, но я знал одно волшебное средство бодрости. В полдень, когда начинало клонить в сонливость, надо было выпить одну кружку светлого пива, и бодрость гарантирована до вечера.

«Не спать я сюда приехал!» - было моим первым немецким лозунгом.

«Траби» и сигнал пешеходного перехода, использовавшийся в ГДР. По материалам Интернета.

1.15 ПРИЗРАЧНЫЙ МЕРЗЕБУРГ

Официально Мерзебург насчитывал около 30 000 жителей, однако, казалось, что там не было и пяти тысяч. Тихие, сдержанные немцы не составляли очередей и привычных русских толп, не видно было распродажных эмоций и транспортной толчеи. Первое, что поражало в Германии, это время.

Река Заале, Мерзебург, ГДР. 1988 год. Фото автора.

Время в Германии текло по-другому. Оно текло в других местах и измерениях, и останавливалось в привычном понимании. У немцев в ГДР, как и в ФРГ, время не тратилось на ожидание опоздавшего транспорта, потому что он двигался по расписанию. У них начинался день в пять часов утра, когда в русских гарнизонах все еще крепко спали. Они заканчивали работу в час дня и в два уже чинно сидели с пивом в старинных гаштетах, практически в полной тишине, просто, останавливая время своей жизни. Немецкие женщины не тратили время в магазинных очередях, а немецкие мужчины не тратили жизнь в бюрократических стояниях. Время в Мерзебурге полностью замирало на «уикэнд». Если ты увидел одинокого прохожего на мертвых воскресных улицах города, то можно было биться об заклад, что это был либо русский, либо негр-студент местного химического колледжа. Время у немцев в выходные медленно текло где-то невидимо за стенами их домов и на крошечных садовых участках. Немцы в ГДР не искали общения с нами. Они терпели наше присутствие, обьясняя его исторической обстановкой и разделением мира после войны. В Мерзебурге в магазине, на улице, в транспорте не чувствовалось открытой неприязни к русским или бытового разделения по языку или национальности. Известно, что людей разного происхождения обьединяют совместные мероприятия. Трудовые, спортивные, учебные и алкогольно-питейные, хобби и профессиональные – сближают людей самых разных взглядов. У меня, советского офицера, коммуниста, не оказалось с немцами социалистической ГДР до обидного ничего общего! У меня не было немецкого языка, и, как я потом узнал, не особенно много было общих тем для обсуждения. Восточные немцы под воздействием своей государственной пропаганды и печального исторического опыта относились с отдаленным уважением к СССР и русским вообще. Имидж советской жизни был сильно преукрашен, и некоторые «неудобства» совместного проживания с гарнизонами ГСВГ воспринимались немцами как вынужденное, но терпимое соседство. Грязь, хамство, а, порой, и просто полу-уголовное поведение советских граждан на немецкой земле, воспринималось немцами, как индивидуальные проявления большого русского характера.

Первомайская демонстрация в ГДР, конец 1980-х. По материалам Интернета.

  В основном жертвами русской «широты» были пострадавшие в ДТП немцы. Узкие, кривые улочки в городах и слишком быстрые автобаны делали свой вклад в печальную статистику, а большие, неуклюжие «Уралы» и ЗИЛы в руках малоопытных солдат-водителей превращались в настоящую опасность на дорогах. Рассказывали, что предприимчивые немцы якобы ухитрялись использовать преимущества советской дорожной техники в свою пользу. Дело в том, что при разборе ДТП между советским военным грузовиком и немецкой легковушкой всегда проигрывала сторона ГСВГ, и командование почти всегда возмещало стоимость даже слегка разбитой немецкой машины хозяину полностью. Ходили непроверенные легенды, что немцы подлавливали советский ЗИЛы на малой скорости и подставляли свой Трабант под удар специально, чтобы садрать деньги с русских. Возможно, такое и имело место в ГСВГ, но, посмотрев на Трабант и ЗИЛ-130, я бы так не рисковал!

Дымный Мерзебург, ГДР, 1980-е годы. По материалам Интернета.  

...Для того, чтобы немного понять Мерзебург, надо было глухим ноябрьским вечером пройтись к центру города по темным, мертвым улицам, окутанным едким, пронизывающим дымом от невидимых угольных печей. Неестественно чистые, словно отполированные, темные окна домов смотрели на улицу безликими зеркалами, изредка отражая слабый свет фонарей. Пройдя малоприветливый центр, вы попадали в район замкового комплекса, где дома становились выше и шпили знаменитого замка терялись в холодном мраке ночи. Несомненно, эффект готических зданий, подавляющих человеческую психику, не просто миф. Возле черной громады замка становилось совсем неуютно, и даже угольный дым – слабый признак человеческого присутствия, почти не чувствовался, растворяясь над туманной, застывшей гладью реки...

Мерзебург был абсолютно чужим, и чужим остался до конца моего там пребывания. В городе не оказалось привлекательных развлечений, богатых магазинов, исторически освоенных мест, и даже хороших кабаков никто не знал. Судя по архитектуре, город, как и вся ГДР, застыл после двух наплывов цивилизации: успешного буржуазного развития ХIХ века и социалистической индустриализации конца 1970-х годов. Старинные дома соседствовали с уродливыми блочными «коробками», весьма солидного возраста. Никаких признаков европейского прогресса конца 1980-х в городе заметно не было.

Мерзебург, ФРГ, 2000-е годы. Фото Д.Маслова.

Как-то я видел интересные «исторические» традиции немцев, доказывающие, что 40 лет правления компартии ничто по сравнению с тысячелетней историей. Во время сильного осеннего тумана в 1987 году полицейские из дорожной полиции Мерзебурга управляли движением с помощью факелов и раззоженных в специальных поддонах костров. При этом все полицаи страны имели в своем распоряжении современные фонари и прожекторы. Странное сочетание немецкой древности и новой социалистической цивилизации можно было увидеть в ГДР довольно часто. По мнению некоторых деятелей ФРГ, Восточные земли следовало бы превратить в некое подобие исторического парка-заповедника, т.к. нигде в современной ФРГ не сохранилось столько зданий, сооружений и даже старых немецких традиций. Но, вероятно, это не больше, чем ностальгия по старым, добрым временам и прошедшей в ГДР молодости.

Изучив западную часть и центр города в первые месяцы своего пребывания, я так и не ходил через реку на другую часть, справедливо полагая, что там нечего делать. Замок и историческая часть была на нашей стороне, и все самые лучшие фотоснимки города я делал там. Средневековый замковый комплекс в центре города был в приличном состоянии, однако, отсутствие достаточных денег на реставрацию делало исторические здания чуть обветшалыми и еще более привлекательными. Сегодня на фотографиях современные, покрашенные и отреставрированные уже на деньги ФРГ знакомые здания в Мерзебурге выглядят ярко, как на открытке, и иногда теряют свой средневековый сумрачный колорит.

До 1990 года памятник историческому военному деятелю Германии был «сослан» в руины старой церкви. После обьединения страны монумент вернули на старое место в парк у замка. Мерзебург, Германия. Слева фото автора.

Иногда, особенно по выходным, Мерзебург казался полу-русским городом. Семейные выходы офицеров всем составом в популярные места, типа круглого кафе на озере, прогулки мужских компаний в «окошко» за спиртным, посиделки с пивом в гаштете в зоопарке – были обычным развлечением. В отсутствии немецкого населения на улицах города граждане ГСВГ наслаждались русским общением, слышна была русская речь, люди чувствовали себя раскованно, по-домашнему. Шанс встретить кого-нибудь из командования полка или незабвенных сослуживцев на улице города был очень велик, и поэтому я не любил выходные в Мерзебурге, и старался уехать куда-нибудь по-дальше, хотя бы, в Галле. Однако, именно Мерзебург был первым и главным моим немецким опытом. На улочках города я впервые наблюдал немцев в их естественной среде, старался понять их психологию и традиции. Мерзебург стал местом моего первого «европейского урока».

Офицеры 253 ОРТП на семейном выходе в город, Мерзебург, ГДР, конец 1980-х. По материалам Интернета.  

Первый урок был в том, что при своем честном советском патриотизме, я с ясностью увидел, что мы в СССР не будем так жить никогда! Белые домики Польши, чистые улочки Мерзебурга и химически-ядовито пахнущие туалеты на вокзалах ГДР не были и не будут доступны ни в СССР, ни в декларативно благополучной РФ. Отрыв от уровня СССР был не то чтобы вперед, отрыв был исторически давно - по горизонтали, в средние века, и, если бы не Петр Первый и даже Ленин, то в Советский Союз был бы еще дальше от Европы. Жизнь немцев была традиционна и нетороплива, и даже катаклизмы ХХ века не поменяли их уклад, который был логично организован веками назад. Советский Союз все время рвался вперед, худо-бедно используя исторические возможности разваленной послевоенной Европы, постоянно подстраиваясь под чужие стандарты, преследуя волюнтаристскую цель «догнать и перегнать». Казалось, что интерес советского прогресса заключался именно в процессе гонки, а не в достигнутой цели. Завоевав ценой безумных потерь пол-Европы, русские не научились ничему, привезли в чужие страны свой стиль жизни, и стали активно его навязывать всем своим новым социалистическим друзьям. Совместной, радостной жизни по советским традициям в ГДР не получилось, и жители ГСВГ замкнулись в своих гарнизонах и ДОСах, лениво поругивая немецкую жизнь и тихо вздыхая, предвкушая скорое возвращение на родину.

Мерзебург, ГДР, 1988 год. Фото автора.

  В конце 1980-х обитатели странной советской колонии под названием ГСВГ в общем не любили немцев и ГДР. Я думаю, причин было несколько. Немцы вели свой традиционно замкнутый образ жизни, неизвестный русским. Граждане ГДР, представители «витрины социализма», имели гораздо больше благ от жизни, основанный на бесплатных поставках из СССР, однако, особой благодарности к русским они не испытывали. И, конечно, во всем чувствовалось приближение политических перемен, которые вряд ли сулили выгоды Советскому Союзу и его людям. Советский и немецкий народы, декларативно-плакатные братья, на самом деле были далеки друг от друга, а во времена моего пребывания в Мерзебурге стали отдаляться еще больше, чтобы вскоре обьединиться с ФРГ, став полностью гордыми европейцами, жителями самой богатой страны континента, оставив нам, счастливчикам, приятные воспоминания об удивительной жизни в ГДР. Мерзебург, которому я так благодарен, и который мы всегда вспоминаем с теплотой, не оказался вожделенным Лас-Вегасом, но он открыл для нас новый мир, наполненный европейскими традициями. Несомненно Мерзебург дал нам ценный опыт жизни за границей, который мы используем и сейчас, живя в Австралии.

Мерзебург, ГДР, 1988 год. Фото автора.

1.16 MONEY , MONEY …. GELD !

Деньги – двигатель мира. Деньги в Германии неожиданно приобрели вес. В СССР мы не очень ценили деньги, как это не прозвучит странно. Деньги получали, их тратили, брали кредиты на покупку холодильника или мебели в кассе взаимопомощи и даже выплачивали бесконечные кооперативы. Однако, исторически многие советские люди не уважали деньги и не любили тех, у кого они были.

Марки ГДР, официальная валюта жителей ГСВГ. По материалам Интернета.

Считалось, что советские офицеры получали хорошо. В этом была доля истины, если посчитать, что после окончания ВУЗов мои одноклассники получали 130 руб в месяц, а моя первая зарплата на Дальнем Востоке составила 244 рубля. Можно почувствовать разницу! Однако, в тех условиях, в которых жили многие офицеры, разница уже не значила ничего. В конце 1980-х годов, когда перестройка еще не испортила сознание людей, и лихие доходы были неведомы военнослужащим, поэтому отношение к деньгам у вновь прибывших заменщиков ГСВГ было полностью советским.

Моя зарплата капитана в Мерзебурге составила 850 восточных марок в странных «пластиковых» купюрах. Прикинув уже знакомые цены, я понял, что особо не разгонишься! Марок 35 забирали на мое одинокое пропитание в офицерской столовой, необходимо было платить за коммунальные услуги и оплачивать прочие необходимые расходы. Согревала мысль, что в Союзе на книжку платили еще одну зарплату офицера в рублях, но ее невозможно было переводить в валюту. Зарплата в рублях выплачивалась из расчета оклада по должности и по званию, без всех надбавок, как за выслугу и т.п. Очень быстро стало ясно, что жить нам в ГДР придется заметно экономя, и что особых надежд на улучшение благосостояния с одной зарплатой у меня не было. Жены офицеров в массе своей не работали, т.к. найти работу в гарнизоне или советской школе было большой удачей. Многие «теплые» должности заполнялись «вольняжками» из Союза или женами старших офицеров. Нередко должности в столовых и на складах заполнялись женами прапорщиков, что позволяло низкооплачиваемой категории военнослужащих получать дополнительный доход. В нашем варианте надежд на второй доход не было, т.к. жена училась в московском институте, и постоянные отьезды на сессии не позволяли иметь работу в ГДР.

Магазин «Деликат», популярный у немцев ГДР в 1980-х, и практически недоступный по ценам офицерам ГСВГ. Подобные магазины торговали в основном импортными продуктами и спиртным. Только по праздникам советские граждане баловали себя дорогими западногерманскими ликерами, типа яичного Henrietter .

Офицеры с детьми имели право обмена незначительной суммы в рублях на каждого ребенка, что давало очень незначительный валютный доход. В остальном все были приблизительно в одинаковом положении. Но, как известно, голь на выдумки хитра! Знаменитые 30 рублей для обмена на марки при пересечении границы обменивались при предьявлении таможенной декларации – бумажки в четверть листа с таможенной печатью. В полку широко практиковали массовое заполнение фиктивных деклараций солдатами, чтобы товарищ офицер или прапорщик, возвращаясь из отпуска, обменял побольше своих рублей на валюту. Очевидно, что брестская таможня имела очень хороший бизнес на проставленных печатях, однако, все крутилось внутри монетарной системы социализма, денег никто не воровал, и к всеобщей радости бесконечные 30 рублей благополучно менялись на красивые синие банкноты с Карлом Марксом в 100 марок ГДР.

Торговый центр в Лейпциге, ГДР, 1988 год. Фото автора.

  В социалистической Германии не было особого изобилия и выбора товаров с разными ценами. Если бутылка пива стоила около трех марок, она стоила так везде, поэтому экономить приходилось примитивно – путем отказа себе. Приезжая в отпуск, мы обычно сталкивались с недоумением родственников и друзей по поводу наших финансовых возможностей за границей. ГСВГ традиционно, с 1950-х годов, считалась магазинным раем, очевидно, под впечатлением колонизаторского грабежа поверженной фашистской Германии. К концу 1980-х покупательская возможность офицеров ГСВГ снизилась до минимума, о чем мне доверительно намекнули еще в Хабаровске. Достаточно сказать, что зарплата недовольного своим положением восточно-немецкого пролетария в то время достигала 2500 марок ГДР в месяц, что делала мои 850 весьма скромными. Ясно, что вечные разговоры про ковры и хрусталь, которые мы просто обязаны были регулярно отправлять контейнерами в Союз, были легендой и блефом. Денег было мало, и надо было использовать их правильно.

Так мы получили второй важный урок за границей – выживание на зарплату по-европейски. Причем, это выживание заметно отличалось от традиционно советского. В Союзе процветали взаимопомощь, люди «стреляли «пятерки» до получки, одолживали более крупные суммы, зачастую забывая вернуть свой долг. В ГСВГ все были сами по себе, деньги никто ни у кого не просил, да, и сами разговоры про деньги среди офицеров не поощрялись. Вполне по-западному, жены были в курсе финансовых дел, четко считали каждую марку, и офицерам мало что доставалось на разгул, поэтому «оздоровительный период» так ценился в ГСВГ, когда жены со своим постоянным контролем временно убывали в Союз.

Знаменитый сервиз «Мадонна» - символ благосостояния среди обитателей ГСВГ. Сегодня никому не нужные сервизы времен ГДР в изобилии выставлены на торги в Сети. По материалам Интернета.

Но, как ни крути, денег на большие покупки в наши времена в ГСВГ у людей в общем не было, и шикарных ковров с хрусталем мы так и не приобрели, довольствуясь скромными напольными ковриками и недорогим сервизом. Однако, мы преобрели неоценимый опыт ведения семейного валютного бюджета в узких рамках, позволяя себе маленькие радости путешествий по интересной и загадочной Германии.

Здание старинного торгового центра, место поломничества русских в ГДР, Лейпциг, 1989 год. Фото автора.

1.17 HALLE AM DER SAALE

Про большой славный города Галле я слышал с первых дней своего пребывания в Германии. О нем говорили много, ездили туда достаточно часто, в основном за покупками. Так получилось, что первый раз в Галле я поехал в июне 1987 года, сопровождая своего нового знакомого – тихого шмекера, лейтенанта КП Александра, фамилия которого очень походила на название немецкого города Ошац.

Саша «Ошац» был легендарной личностью на КП полка. Лейтенант двух-годичник, выпускник подмосковного ин-яза, по должности и военной профессии был переводчиком. В ГСВГ выпускник ин-яза с немецким языком по определению превращался в активного шмекера, и о нем в подразделениях обычно забывали. С Ошацом было что-то не так. То-ли, его второй немецкий язык хромал, (как известно, вторые языки в инязах преподавались не так сильно, как первые), то-ли, флегматичный интеллигент никак не тянул на ловкого, пронырливого, шустро мыслящего делягу-шмекера, так или иначе, Ошац, к великой радости начальника КП, был навечно задвинут на передовую позицию полка - Ремхильд, где он был бессменным переводчиком, а порой, и просто единственным офицером на горе.

Саша вызывался с Ремхильда раз в 1-2 месяца в Мерзебург на недельку помыться, отдохнуть и отгулять свои неиспользованные выходные. В очередной его приезд в июне 1987 года я встретил Ошаца на КП, мы познакомились, и, к своей радости, я обнаружил интересного собеседника, вполне интеллектуального человека, почти земляка. Мы сговорились, и утром после моей смены дежурства двинули в Галле.

Галле, ГДР, 1989 год. Фото автора.

Дорога была приятной, знакомый чешский трамвайчик резво докатил нас до Галле за пол-часа, проехав через оплот нефтехимической промышленности ГДР -деревню Шкопау-Буна. Буна в своем немецком написании напоминала «Буенос-Айрес» и, вспомнив ядовитые газы с химического завода, это ассоциация была вполне ироничной.

Южные кварталы города, по которым катился с немногочисленными остановками наш трамвай, были старыми и серыми, улицы были узкими, полностью мощенными без признаков зелени. Дома в основном были достаточно однообразной архитектуры, но несомненно старыми, вероятно, прошлого века. К моему удивлению, некоторые дома были просто заброшенными, многие фасады были неряшливо неотремонтированы, с отбитой лепниной и драными дверями. Позже я читал, что вечного советского жилищного кризиса в ГДР не было. Жилой фонд, в основном старый, был в изобилии. Пустующие городские кварталы в больших городах выдавались в пользование желающим, в основном, полу-хиппующей немецкой молодежи бесплатно и даже оказывалась финансовая и техническая помощь по реставрации этого жилья. Звучало красиво, однако, у меня были некоторые сомнения, что длинноволосая молодежь, которую показывали по ТВ ГДР, сильно желала что-то строить. Как бы там не было, ситуация была вполне европейская – народу мало, домов много, а не наоборот.

Скульптура под шутливым прозвищем «Рабочий и колхозница», Галле, ГДР, 1988 год. Фото автора.

Основная прогулочная трасса в Галле пролегает от достаточно крупного городского вокзала до исторической центральной площади. Я не утруждал себя туристическими знаниями, и правильное название этой улицы так и не осталось у меня в голове. При разговоре с коллегами применять немецкие названия мест было бесполезно, все знали места по описаниям и по подходам, поэтому немецкие географические названия не запоминались, а те что были в ходу, отчаянно перевирались на русский манер. Так, в разговоре часто звучал «Ремхильд», хотя, все подразумевали передовую позицию полка на горе Гляйхберг на границе с ФРГ; «поездка на «мессу» на разговорном языке у полковых означала «силовой захват» книжного лотка в советском павильоне международной ярмарки в Лейпциге, где советские граждане, скучавшие по магазинной драке, отводили душу раз в год.

Пешеходная улица в Галле оказалась достаточно широкой, чистой, и неожиданно оживленной. К моей великой радости советских граждан вокруг не было видно вовсе, долговязые силуеты немцев нигде не были разбавлены коренастыми мужскими и широкобедрыми женскими фигурами наших соотечественников. Особенно приятно было пройтись по немецкому городу в сопровождении настоящего шмекера, не ощущая себя глухо-немым инвалидом. Улица начиналась современным строением в кубическом стиле начала 70-х с воздушным переходом, очевидно, как слабая дань современному дизайну. Загадочным образом почерневший немецкий бетон строения скрашивали красные декоративные панели и яркая надпись « Mocca Stube ». На мой вопрос Ошацу – что такое Stube ?, Саша ответил длинной тирадой, из которой я так и не выяснил значения этого, очевидно, популярного немецкого слова, и для себя понял, что спрашивать подобное больше не стоит.

Сосисочный ларек на пешеходной улице в Галле, ГДР, 1988 год. Фото автора.

Примечательная улица имела еще одну приятную достопримечательность. Там находилось «окно» с сосисками. Уличная кафешка не утруждала себя посадочными местами, народ просто покупал сосиски, завернутые в белую булочку, и продолжал свое движение по торговой улице, что было очень удобно. В доброе время ГДР обычная подкопченая сарделька «боквюрст», известная в других странах, как «крански», стоила всего 0.85 марки, а традиционная жареная сарделька – «братвюрст» - 0.95 марки ГДР, что вполне соответствовало бюджету советского офицера. Не удивительно, что уличные сосиски стали для меня основным гастрономическим лакомством на все последующие годы в ГСВГ.

Остальные магазины вдоль красивой вымощенной улицы в Галле не очень привлекали наше внимание, т.к. магазин лако-красок, домашней утвари и сомнительные лавки домашнего творчества были неинтересны. Внимание привлекала бронзовая скульптура, стоящая у небольшого газона между домами. Повернутая спиной мускулистая фигура обнаженного мужчины поднимала фигуру женщины, подхватывыя ее за бедро. Для неискушенного советского человека рельефно-реалистичные обнаженные фигуры смотрелись странновато на оживленной улице, однако, мы скоро к этому привыкли и прозвали для себя скульптуру «Рабочий и колхозница».

Галле, ГДР, 1988 год. Фото автора.

Прогулка по улице по направлению центральной площади, отняла у нас, очевидно, много сил, и мы завернули в одно из многочисленных уличных кафе, где за приятной беседой мы провели гораздо больше времени, чем предполагалось. Традиционно отведав продукцию местных пивоваров, по совету Саши, мы заказали ликерное произведение под названием «Гелбе розе». В переводе на русский это просто означало «чайную розу», однако, данный коктейль превзошел мои ожидания. При его приготовлении использовалось всего два вида ликера, вишневый и яичный, однако, оба должны были быть высокого качества, густыми и концентрированными, иначе эффект желтого цветка в красном маслянистом пространстве достичь не удается, как я не пытался. Вкус был замечательным, а внешний вид настолько необычным, что я не поленился пойти к бару и посмотреть, как это делается. Секрет был достаточно прост – в наполненный красным густым вишневым ликером бокал, осторожно, по ножу, вливается желтый яичный ликер, который настолько густой, что он зависает в середине красного пространства причудливой скульптурой, абсолютно не смешиваясь. Внешне все напоминало произведение из цветного стекла, а по вкусу – нечто очень отдаленное от привычных напитков советского «спиртпрома». Изучив бутылки, стало ясно, что для осуществления этого фокуса дома, пришлось бы раскошелиться на пару бутылок из магазина «Деликат», в которых я со своими финансами был за три года всего пару раз.

В виду излишней аристократичности и цен коктейлей, мы продолжили нашу беседу в кафе за обычными дупельками в 50 грамм с замечательным вишневым ликером более доступных марок. Мы не чувствовали себя забытыми, Саша подзывал официантку на немецком, и наши дупельки менялись шустро. Однако, наше обслуживание закончилось неожиданно скоро. Официантка, немка средних лет, этакого сельско-домашнего вида, подошла к столику и, обращаясь больше к Ошацу, доброжелательно порекомендовала переключиться на бутылку, чтобы больше не носить нам бесконечные дупельки. Мы с радостью согласились, и на столе появилась целая бутылка замечательного немецкого «кирша», которую мы с удовольствием уговорили. Надо ли говорить, что продолжали мы свой путь по Галле в приподнятом настроении, быстро дошли до старой башни с табачным магазином на углу «Цигарренек», прошли немецкий кинотеатр, где однажды я посмотрел фильм-концерт певца Принца «Sign the Times», и наконец вышли на площадь.

Центральная площадь и памятник композитору Генделю. Галле, ГДР, 1988 год. Фото автора.

Центральная площадь Галле, название которой по традиции было что-то там «маркт», мне понравилась. Богатые старинные здания, обширная вымощенная площадь, красивый городской собор и отдельно стоящая массивная готическая башня были отреставрированы и смотрелись хорошо. Пара дурацких полу-современных безвкусных здания на площади не очень портили общую картину, и даже трамвай, пересекавший площадь, был органичен и придавал живое движение каменному ансамблю. Памятник славному жителю города композитору Генделю украшал северную часть площади. На ступенях постамента памятника сидела молодежь, ее никто не гонял, да и вообще, полиции не было видно нигде в Галле. Для меня тогда, привыкшего видеть на постаментах в городах Союза памятники тов. Ленину или, в крайнем случае, Пушкину с Хабаровым, свободное сидение на постаменте памятника казалось роскошью или недостижимой демократией. Но, в Галле под памятником Генделю дружно сидели и лежали, очевидно, что это было в ГДР нормально и не оскорбляло светлой памяти композитора.

Изучение памятника в преломлении европейской демократии навело нас на мысль о естественном продолжении банкета, и мы завернули в кафе за спиной герра Генделя, где завершили тяжелый день естествоиспытателя хорошими порциями разного пива к нашему большому удовольствию.

Разрисованный дом в Галле, ГДР, 1988 год. Фото автора.

В последующие года я много раз был в Галле, в крупнейшем городе в радиусе 20 км от Мерзебурга. Поиск новых магазинных возможностей несколько расширил наш маршрут, однако, в основном мы двигались по основной улице, не сильно откланяясь в сторону. Однажды я прошел по трамвайным путям через центральную площадь Галле дальше на север. Там я обнаружил целые кварталы полу-разрушенных домов, полное отсутствие магазинов и каких-либо развлечений, однако, в направлении на запад и восток от площади кое-что интересное было. Любой, кто был в Галле, вспомнит милый фонтан в фигурой мальчика и ослика, героев сказки, экзотических драконов на фонтане возле собора или художественно разрисованный дом, в конце 1980-х изображавший Caf e Haase с революционно-карнавальной толпой. Недалеко от центральной площади я впервые встретил кварталы новых изящных домов, стилизованных под готическую архитектуру с ломанными крышами, которые были очень популярны в ФРГ и других западных странах.

Галле запомнился мне по приятной поездке с Сашей Ошацом, с которым я потом виделся на Ремхильде. Подобных приятных общений как-то больше в Мерзебурге не случилось, и все свои последующие открытия в Германии я делал сам, используя опыт и советы окружающих, предпочитая свои собственные впечатления держать при себе, справедливо полагая, что мои мысли могут не совпасть с общепринятыми мнениями в закрытой стране – ГСВГ.

Старые и новые кварталы в Галле, ГДР, 1988 год. Фото автора.

1.18 БРОНЯ КРЕПКА, И ТАНКИ НАШИ БЫСТРЫ...

Как бы там ни было, но, как говаривал один мой хороший знакомый, «Зачем мы сюда за 10 000 км приехали!?», приехали мы в ГДР служить. Точнее, защищать советскую родину. В своей стране защита отечества всегда выглядит благородно, идея понятна, средства более-менее в наличии. Присяга принималась всеми с чистой совестью, защищать СССР все были готовы без сомнения. Новейшая история Советского Союза показала, что обитатели страны советов должны были несколько более широко трактовать священную защиту своих рубежей. Печальный опыт Афганистана с 1979 года, многочисленные конфликты в «братских» и «дружественных» афро-азиатских регионах делали понятие службы родине более общим. Офицеры и солдаты воевали и рисковали жизнью во многих странах, где даже при всем усилии фантазии трудно было привязать интерес защиты СССР. Если учесть, что мои многочисленные коллеги из Военного Института получали за это мифическую валюту даже в начале 1970-х, то вся деятельность СА по интернациональной помощи всяким-яким народам превращалась в подозрительную коммерцию, в то время весьма дурно пахнующую.

Автор у почетного караула, Берлин, ГДР, 1990 год. Фото автора.

Оставим пока интернациональную помощь, и вернемся к ГСВГ. Каждый здравомыслящий офицер Группы войск понимал, что с нами будет в случае военного конфликта. Назад дороги не было, не было белорусских лесов, высоких кавказских гор и даже русского знаменитого мороза, чем мы были всегда крепки. Мы жили в центре мало-понятной страны с не очень открытым населением, жили со своими семьями, обозами и проблемами. Любому было понятно, что реальный боевой потенциал боеготовности ГСВГ был на низком, «мирном» уровне. Но все честно и убежденно заявляли, что, «если, что, то мы – как надо!». Сорок лет жизни в готовности к войне, просто, не существует в природе. Самая высокая степень – полная боевая готовность реально работает около трех суток, повышенная – месяца три, а про 40 лет можно и не говорить. ГСВГ к концу 1980-х превратилась в блатную службу с двойным окладом для офицеров, и не самую плохую службу для солдат. Воевать, естественно, никто не хотел, и всерьез не готовился, не смотря на всю стратегическую мощь Генштаба ВС СССР.

Военная угроза в Европе со стороны стран Варшавского договора по мнению западной прессы, 1980-е годы. По материалам Интернета.

  Но, обратимся к картам. Поделенная в пропорции 1:3 территория Германии делала задачу ГСВГ противостоять группировке НАТО в Западной Европе достаточно сложной. Стратегическая игра двух военных систем шла на равных, и в ответ на шаг одной, другая отвечала адекватным размещением аналогичных боевых средств. Тот, кто когда-нибудь видел карту 1980-х с нанесенным размещением войск в Европе, с удивлением заметил, что больше всего «интернациональной помощи» досталось именно двум Германиям. ФРГ и ГДР были нашпигованы частями и соединениями армий США и СССР приблизительно в одинаковой пропорции. Отличием было то, что СА разместила свои войска на более узком участке центра и юга ГДР, а США рассеяли свои соединения и части более равномерно, да, и территория ФРГ была в три раза больше. Создавалось впечатление, что ни Москва, ни Вашингтон не сильно расчитывали на своих прямых союзников в случае войны, хотя, 500 тысяч отличных немецких солдат Бундесвера я бы не стал сравнивать с доблестной Народной армией ГДР, хотя, кто знает! Перед войной существовало мнение, что прогрессивный, марксистски мыслящий немецкий пролетарий не поднимет оружие на страну советов, а он поднял, да еще как! Это подлая мысль всегда была в голове, когда я размышлял о пролетарском интернационализме жителей ГДР в случае какого конфликта.

Парадный расчет Народной армии ГДР, 1989 год. По материалам Интернета.

  Северная, доступная для размещения войск, часть ГДР была мало использована, но та же часть пустовала и в ФРГ. Позже я узнал, что первым ядерным ударом разрушается система каналов на побережье всех западноевропейских балтийских стран, и территория благополучно затапливается. Поэтому все войска скопились вдоль южной границы с ЧССР и Баварией и в направлении на Берлин. Первый стратегический эшелон обороны ГСВГ на юге проходил, грубо, на уровне Галле-Магдебург, второй – Берлин-Дрезден. Мерзебург, за какие-то древние грехи, был передан в в Потсдаме в советскую зону, хотя, его освобождали, или, точнее, захватывали американцы в 1945 году. По расположению город прекрасно подходил для размещения тыловых частей армии первого эшелона, развернутых далее к западной границе ГДР. Доблестный РТР полк Первой Гвардейской танковой армии, находившейся во втором эшелоне стратегической обороны, был специально выдвинут вперед в размещение первого эшелона обороны для ведения более эффективной разведки и наблюдения в интересах своей армии. Отдельные батальоны полка были размещены на значительном расстоянии друг от друга по южной и западной границе ГДР, что создавало хорошую базу для пеленгации обьектов. Внешне все было организовано достаточно логично, и, не забывая, что в аббривиатуре полка не стоит вторая буква «Р», означающая радио-разведку, для ведения радио-технического наблюдения обьектов в полку средства и силы были. Не вдаваясь в многослойность развед-наблюдений за обьектами, хочу сказать, что радио-разведка, т.е. перехват материалов на языке противника, в полку была не первоочередной задачей, что делало мою работу почти любительской. К моему удовольствию, интересная и полезная радио-разведка не стояла в полковых боевых задачах, и все мои переведенные материалы звучали, как хорошая, дополнительная информация.

Плауэн, ГДР, 1989 год. По материалам Интернета.

Однажды в 1988 году я с группой офицеров КП полка я был отправлен в отдельный РТ батальон полка, в г.Плауэн. Повод для командировки был какой-то бестолковый, но я был не против посетить новый город Германии, в который я вряд ли попал бы. Я уже не очень хорошо помню эту поездку, в памяти остался старинный уютный город, стоящий на высоких холмах, лес и крутые подьемы улиц. Плауэн, находившийся восточнее, оказался местом расположения танковых частей нашей Первой танковой армии, и издалека за забором воинской части мне впервые удалось увидеть достижение мирового танкостроения, гордость советской военной промышленности, новейший танк Т-80. Формально проходивший службу в танковой армии, я даже ощутил гордую причастность к историческому моменту, когда подобную машину готовились использовать в боевых действиях. От местных офицеров я узнал много интересного о новом советском танке.

Танк Т-80 – действительно уникальная машина. С развитием науки и техники все оружие-производящие страны невольно попали под влияния гонки за совершенством. Каждое новое поколение вооружений было более сложным, точным и дорогим. Однако, просто создать боевую машину, супер универсал, очень трудно, тогда научная мысль выбирает одно направление и доводит его до совершенства. Хороший пример с самолетами. Боевые истребители СССР, хорошие и очень разные, все имеют за собой военно-исторический заказ, все разрабатывались исключительно под определенный театр военных действий, со своими особенностями, однако, как обычно, идея порой доводилась до глупости.

Вернемся к Т-80. Советский Союз готовился к войне в Европе, которая славилась своими прекрасными дорогами, которые и разрушить сразу не удалось бы никому. Ответный удар в ходе конфликта по боевым планам Генштаба состоял из массированного оперативно-такического ядерного удара, ошеломления, другими словами, обороны противника, и молниеносного танкового прорыва вглубь Западной Европы. В течение одних суток по планам командования передовые танковые части должны были достичь рубежа Парижа. Можно спорить о реальности таких планов, но для утверждения стратегии военначальникам нужны были боевые средства. А, конкретно, нужен был новый танк. Любому ясно и без карты, что доехать из Мерзебурга в Париж даже на машине по мирной Европе – путь не близкий. Добавим при этом стресс, смертельную радиацию, недружелюбное поведение местных, еще живых жителей, слабое противостояние подавленных сил противника, то путешествие может показаться затруднительным. Но, как известно, магические 100 грамм, в условиях радиации – все 1000 грамм, могут упростить дело. Однако, нужен танк . Нормальный исправный танк имеет исторически расчитанную жизнь длинной в 600 км и один выстрел. Это истина очень расстроила меня, когда, еще курсантом, я проходил бронетанковую технику в Военном Институте, и боевые полковники-преподаватели рассказывали нам такие страшные тайны. Было чертовски жалко деньги и силы потраченные на изготовление замечательного танка, хотя, полковники успокаивали, что далеко не все танки проживут так долго. Но, главное, танк должен быть быстрым, иначе, вся наступательная кампания завязнет в районе, в лучшем случае, Дюссельдорфа. Советские умы напряглись и выдали фантастическую идею, утвержденную во всех инстанциях. Ничто не разгонит так танк в 40 тонн, как авиационный двигатель. Придумали – сделали! На танк поставили турбину от вертолета, от чего он стал, просто, Феррари! Т-80 на испытаниях достиг непостижимой скорости более 100 км/час, когда самые быстрые танки того времени едва достигали скорости 80 км/час. При этом туда напихали современной электроники, занизили силуэт, и танк получился даже изящным на вид. В остальном – машина Формулы-1. Как выяснилось, как и машину Шумахера, Т-80 нельзя гонять на холостом ходу, нельзя стоять в пробке и двигаться медленно. Просто, сгорает турбина, и все...

Танк Т-80 . По материалам Интернета.

В середине 1980-х первые поставки новой машины на устрашение Европы в Первую, естественно, танковую армию были просто катастрофой – двигатели были повреждены доблестными солдатами-танкистами при переездах. Ремонт вышел непосильно дорогим, и новые танки поставили на прикол, до решения кадрового вопроса. Но, назад дороги не было, западная пресса трубила о новой советской угрозе и супер-оружии. Решение было принято, как всегда в армии, шашкой махнули! Все командиры танковых экипажей должны быть укоплектованы… прапорщиками!! И в течение нескольких последующих лет, с грехом пополам, дембеля-танкисты превращались в скороспелых прапорщиков, однако, на новых танках толком никто не ездил во избежаниии проблем, а в кадровых отделах появились длинные списки молодых прапорщиков, «анзоров» и «ахметов»...

Народная армия ГДР, 1980-ые годы. По материалам Интернета.

...Нет, я никогда не думал сдаваться или перебегать на ту сторону. Я гордился своей армией и честно продолжал служить, искренне надеясь, что никакие конфликты не произойдут в занятой своими делами и мыслями Восточной Германии. Лишь иногда, стоя на горе Гляйхберг на Ремхильде, я задумчиво всматривался в зеленые холмы на территории ФРГ, и всем телом ощущал неприятную уязвимость своей жизни перед лицом большой политики, где цена жизни людей не означает, как известно, просто ничего.

1.19 ЛЕЙПЦИГ – ХАУПТ-БАНОФ

Для обычного советского человека, никогда не ездившего в Германию, на слуху было несколько немецких городов. Берлин, который регулярно брали, бомбили и кормили в многочисленных советских фильмах и книгах; был Дрезден, в котором хранились замечательные старинные картины, которые с приходом перестройки некоторые российские ура-патриоты даже захотели назад; и был Лейпциг. В Лейпциге не было мировой галереи, город был захвачен в 1945 году американской дивизией без шума советской пропаганды, однако, Лейпциг был очень знаком многим московским обитателям. Наряду с «Вандой» и «Ядраном» в Москве был замечательный магазин с товарами из ГДР – универмаг «Лейпциг». С детства я помню полки с радостно-яркими упаковками, какой-то приятный, вероятно, европейский запах в торговом зале и высокомерных, ярко накрашенных, симпатичных продавщиц. Еще там были лучшие в Москве елочные игрушки и знаменитая, недостижимая детская железная дорога. Товары из ГДР были недешевы, и самой доступной немецкой роскошью была замечательная, душистая пена для ванн «Бадузан». Вспомнив, что в 1970-х годах советские граждане были не избалованы таким буржуазным излишеством, как туалетная бумага, широко используя центральную прессу СССР, пена для ванн выглядела очень круто.

Лейпциг, ГДР, 1988 год. Фото автора.

Ненавязчиво расспросив окружающих о дороге в Лейпциг, в июле 1987 года я был готов к путешествию. Честно говоря, особой тайны о поездке в данный населенный пункт ГДР делать было не надо, т.к. Лейпциг был довольно обжитым местом мерзебургских семей. Кроме вездесущих офицерских жен, которые в своей магазинной охоте не бывали наверно только в Бонне, русские семейные выезды были популярны в советский выставочный павильон за русскими книгами во время международной лейпцигской ярмарки. Ярмарка проводилась один раз в год, однако, маршрут был известен всем. Пропуская мимо ушей недоумения своих сослуживцев - почему это я заинтересовался Лейпцигом в июле?, я выяснил, что доехать можно разным путем: на поезде через Галле, на редком прямом поезде и на автобусе. Полковой доктор, с которым мы общались свободно и без недопониманий, вообще предложил подбросить меня по случаю в Лейпциг на своей попутной санитарной машине по дороге в военный госпиталь. Я поблагодарил за заманчивое «бюджетное» предложение служебного транспорта, предпочитая свой свободный график. После очередного дежурства, сменив форму на походно-восточноевропейский прикид, я отправился к вокзалу Мерзебурга. В кассе автобусной станции мне предстояло купить билет до Лейпцига и обратно.

Лейпциг, ГДР, 1988 год. Фото автора.

В начале моей немецкой жизни любой контакт с немцами вызывал у меня страшное смущение. Мне было искреннее стыдно за свое незнание немецкого языка, я боялся сделать ошибку и купить билет куда-нибудь не туда, быть оштрафованным и пристыженным. Однако, со временем я почувствовал себя совершенно свободно, более того, я бравировал парой подслушанных немецких фраз, часто покупая билет до своего любимого Лейпцига. Я уже не вглядывался пристыженно в лицо кассира за стеклом, а, полу-развернувшись вдаль, небрежно растягивал: «Айн на Ля-я-яйпциш-ш-шь! Яа! Аба Це-е-ешен-н-н!». Не знаю, как это звучало со стороны, но я был очень горд собой, пока не был поправлен. Однажды в Дрездене я покупал обратный билет в Мерзебург через Лейпциг, и по привычке бросил заученную фразу. Пожилой немец-кассир, стоя на своей тумбочке в кассе, строго посмотрел на меня поверх очков, отпечатал билет и, протягивая мне, назидательным голосом произнес: «Айн нах Лейпцих-х-х!!» . Не знаю, что больше всего задело пожилого немца, который, наверняка, как все старые кадры, хорошо говорил по-русски, то-ли, мой немецкий, то-ли, мое языковое кривляние, то-ли, просто, он не переносил наш западно-саксонский акцент. Однако, с того времени до самого 1990 года я старался в кассах говорить более четко, не подражая немецкому разговорному произношению.

Дорога на привычном московском Икарусе была быстрой и приятной. Маршрут пролегал через поля и фермы, пересекал водоканал, форму водохранилищ в Германии, с единственной остановкой в деревне Цешен. Народу, как всегда, в транспорте не было и ничто не мешало мне смотреть во все стороны полу-пустого автобуса. Пригороды Лейпцига были достаточно ухожены, дома выглядели обновленными, и многие улицы были достаточно зелеными. Через час дороги автобус вывернул к центру города и остановился возле знаменитого лейпцигского ж/д вокзала. Выгрузившись из автобуса, я оказался у подножия серой горы, мрачного, почти черного, разлапистого бункера-монстра, который простирался вдоль вокзальной площади на три европейских квартала. По сравнению с близлежащими постройками, главный вокзал Лепцига - «хаупт-баноф» выглядел мрачной тюрьмой, малопохожей на вокзал. Передние стены имели окна в три высоченных этажа, что с магазинным нижним этажом делало вокзал более похожим на мрачноватый жилой комплекс.

Крупнейший ж/д вокзал Европы «хаупт-баноф», Лейпциг, ГДР, 1989 год. По материалам Интернета.

Нетронутый в 1980-е годы вокзал был настолько огромен, что чтобы пройти главный зал потребовалось бы минут пять. Наслушавшись сомнительных советов мерзебургских знатоков, я специально изучил строение вокзала и путей поездов, не согласившись с людьми, что на этом крупнейшем вокзале Европы можно легко потеряться. Все, как я и предполагал, выглядело просто и логично, номера путей на месте, все по-немецки четко и ясно. Списав все на обычную лень и упрямство моих сограждан почитать немецкие обьявления о переносе отправлений с одного пути на другой, я довольный продолжил свой путь. В первый свой визит я еще не предполагал, что вокзал действительно имел свои хитрости и отчаянно попотел, когда ехал однажды через него транзитом. Первая хитрость состояла в том, что обьявления о переносе платформы отправления обьявлять на огромном вокзале было просто невозможно. На большом расстоянии они были неслышны, а мощное эхо делало их абсолютно неразборчивыми. По-немецкой традиции изменения в платформах отправления обьявлялись там только один раз, и шанс понять их был нулевой. Кроме этого, на вокзале была еще одна хитрость. Номер пути в расписании отправлений иногда имел маленькую буковку, особенно что касалось ближних поездов, как в Мерзебург. Таким образом, с одной платформы отправлялось три поезда, а не два, как обычно, обеспечивая фантастическую пропускную способность огромного вокзала.

В районе вокзала «хаупт-баноф», Лейпциг, ГДР, 1988 год. Фото автора.

Однажды с билетом до Мерзебурга я чуть не упустил свой короткий поезд, который стоял на пути, начинавшимся у торца платформы. Для того чтобы загрузиться, надо было дойти до конца обычной платформы, сойти вниз и пройти по низкой дорожке вдоль своего поезда и залезть по высокой лестнице в вагон. Не зная этой хитрости, я метался между двумя дальними поездами на своей платформе, чувствуя, что ни один из них в Мерзебург не поедет. Короче, влезал я уже в движущийся вагон, что делать очень не рекомендовалось. В ГСВГ все были официально предупреждены приказом командующего об особенностях немецких поездов. Дело в том, что советские поезда обычно отправлялись медленно, давая возможность припоздавшим и прощающимся вскочить на подножку. Немецкие поезда традиционно никого не ждут и стартуют быстро и резко, и в ГДР было много случаев тяжелого травматизма русских, по привычке ловивших последний вагон.

Справочная будка на ж/д вокзале «хаупт-баноф» для понимающих немецкий язык. Лейпциг, ГДР, 1989 год. По материалам Интернета.

  Но, пока я оставил удивительное произведение вокзальной архитектуры в стиле гитлеровского «Дойчланд убер аллес!» и вышел на площадь незнакомого города Лейпцига, который вскоре стал для меня почти Лас-Вегасом.

Вид на ж/д вокзал «хаупт-баноф», Лейпциг, ГДР, 1988 год. Фото автора.

1- 20 ШТАДТ ЛЕЙПЦИГ

У меня не было карты Лейпцига, не было даже представления куда идти, но я был спокоен и уверен, что не потеряюсь. Слева от вокзала торчала 30-этажная башня высотка Мессе-турм, что делало горизонт весьма современным. Вершину башни украшала большая изящная эмблема лейпцигской ярмарки, на манер известных рекламных символов Мерседес-Бенца. Площадь пересекали трамвайные пути, по которым резво ездили чешские желтые трамвайчики, народу было непривычно много, как в любом большом городе. Движение машин было оживленным, и оказалось, что иномарок на улицах Лейпцига было гораздо больше, чем в Галле. Пока я стоял на многочисленных пешеходных переходах я размышлял об удобствах для водителей и пешеходов в Европе. Все знаки и светофоры в СССР, как и в РФ, расположены почему-то на недосягаемой высоте, так, что всем приходится смотреть куда-то в небо, не то, определяя цвет светофора в мутном небе, не то, всматриваясь в лица богов, живущих на небе. В Лейпциге знаки и светофоры были чуть выше уровня лица, что было намного удобней.

По количеству дорогих иномарок Лейпциг не уступал ФРГ, 1988 год, ГДР. Фото автора.

Оставив вокзал строго за спиной, я углубился в исторический центр города, который приятно поразил обилием людей, магазинов и особенной атмосферой делового города. Городская толпа полностью состояла из немцев, жителей ГСВГ не было видно вообще, и я с удовольствием погрузился в суету местных жителей. В первый же день я прошел весь центр насквозь, дойдя до новой ратуши. В отдалении торчал бетонный куб современной гостиницы «Меркур», и замечательное строение на уровне мировых стандартов Хоххаус втыкалось в небо, напоминая высотки Франкфурта-на-Майне. В остальном центр города был хорошо сохранившимся европейским купеческим городом XIX века.

Лейпциг, ГДР, 1988 год. Фото автора.  

Старая ратуша на центральной площади напоминала многие немецкие города, однако, узкие торговые улочки между высокими старинными домами, в которые не попадал солнечный свет, с многочисленными проходами-пассажами, были неповторимы. В городе было много замечательных зданий, новая ратуша в виде огромного замка, Палас-Росбах, здание суда, церковь Св.Николаса и старинный торговый центр недалеко от вокзала. Город был богат историей, в нем жил И.Бах и другие немецкие деятели, в нем же началось мирное восстание немцев против советской власти и движение за обьединение Германии. Еще в Лейпциге был большой зоопарк и памятник Битве народов против Наполеона, у которого я так и не был, предпочитая бродить по оживленным улицам города, заглядывая в некоторые магазины и с завистью смотря на явно богатых немцев, наполнявших многочисленные кафе и рестораны. Все было дорого, весомо и еще более отчужденно.

На улицах Лейпцига, ГДР, 1988 год. Фото автора.

Как известно, главным источником жизненных сил во время моих путешествий были кружка светлого пива и сосиска, предпочтительно за умеренную цену, продаваемые в уличном окошке. Проголодавшись, я с разочарованием стал понимать, что, возможно, крупный европейский центр не очень заботился о мало-бюджетных туристах, и с тоской стал подумывать о необходимости тащиться обратно на вокзал в демократичную «Митропу» для поддержания сил. Однако, посредине старого города я нашел стекляшку-кафе с явно простыми пролетарскими посетителями недалеко от современного строения «Информейшн-центра» с городским гербом на крыше. Выбора не было, голод брал свое, и я пошел внутрь кафе постигать азы немецкого общепита. Преодолевая легкое смущение, я бодро встал в очередь самообслуживания с подносом между немцами. Бодро продвигаясь к кассе, я с облегчением нашел черную грифельную доску, на которой были написаны мелом вполне божеские цены на вкусные, домашние немецкие блюда. Вареная картошка, душистая капуста и сосиски, тушеное мясо и супы, овощи свежие и маринованные – все смотрелось и пахло замечательно. Расчет на кассе прошел успешно, ничего говорить не потребовалось, молодая немка быстро отщелкала чек и я радостно пошел к столикам. Как все окружающие, я быстро и сытно пообедал, однако, мало кто из окружающих меня немцев мог предположить, что это был важный исторический опыт в моей жизни, когда я один в первый раз обедал в немецком кафе, вдалеке от Мерзебурга и вообще от жизни ГСВГ и огромного Советского Союза, оставшегося где-то далеко на востоке. Позже это замечательное место стало нашим постоянным местом обеда во время путешествий по Лейпцигу, где мы вместе с женой прятались иногда от холода и непогоды, вкусно закусывая добрыми, незамысловатыми блюдами немецкой кухни.

На улицах Лейпцига, ГДР, 1988 год. Фото автора.

В городе находились музеи и концертные залы, большой оперный театр, однако, по многим причинам я их не посещал. В знаменитом Ауэрбах келлере я был всего один раз, отдавая дань немецкому историческому наследию поэта Гете, остальные злачные заведения я предпочитал изучать с улицы, что не наносило ущерба моему скромному туристическому бюджету. Через несколько поездок я приобрел карту города и неплохо разбирался в расположении улиц, однако, выходить за пределы исторического центра Лейпцига, очерченного почти правильным кругом улиц, не видел смысла. Остальные, отдаленные от центра районы были более скучными, спальными кварталами без особых исторических зданий. Лейпциг был очень удобен для пеших прогулок по центру, чего не скажешь о Дрездене и Берлине.

Во время Лепцигской ярмарки, я, конечно, посещал район выставочного комплекса, но скоро обнаружил, что в центре города стоит довольно скучное на вид послевоенное здание, в котором проводилась знаменитая международная книжная ярмарка, часть общей ярмарки Лейпцига. Однажды я затащил туда семейство доктора с детьми, когда мы все за компанию поехали на ярмарку. Идея была пустая, т.к. при всей своей демократичности взглядов люди мыслили по-советски, и идея шарахаться по выставочному зданию между экспозициями западных издательств и копаться в книжках на иностранном языке была для них абсолютно пустой. Позже я не повторял ошибки, и больше никогда не участвовал в массовых поездках по Германии в сопровождении своих сослуживцев по ГСВГ, за исключением поездки в Берлин в 1990 году, куда один я поехать никак не мог.

На улицах Лейпцига, ГДР, 1989 год. Фото автора.

Лейпциг был центральным городом внешней торговли с ФРГ, коммерческой фирмой по контактам между Востоком и Западом Европы. Во время ярмарки город расцветал, количество народа резко увеличивалось, а по количеству настоящих иномарок город просто походил на Гамбург. Толпа на улицах центра преображалась, появлялись бизнес мужчины, и какие-то шикарные европейские женщины, которые тоже, очевидно, занимались бизнесом в Лейпциге. В этот непродолжительный весенний период витрина социализма временно переезжала в Лейпциг из Берлина вместе с партийно-хозяйственной номенклатурой ГДР, и старинный купеческий город Германии начинал слабо отблескивать сиянием заветного Лас-Вегаса.

Как бы там не было, но Лейпциг стал моим любимым местом. В нем я чувствовал себя, если не комфортно, но свободно. В нем не было ветхости Мерзебурга, провинциальности Галле и километровых расстояний Дрездена. Это был город, в котором я мог бы жить. Ни Мерзебург, ни Галле не давали ощущения динамики жизни, там было состояние пугливого ожидания перемен. Если, я с трудом мог бы представить себя жителем Мерзебурга, даже в роли уважаемого немецкого мусорщика, то Лейпциг мог бы устроить и меня. При сильном усилии фантазии я мог бы увидеть себя мелким клерком в каком-нибудь офисе советского представительства в Лейпциге, что было, увы, абсолютно нереально.

На улицах Лейпцига, ГДР, 1989 год. Фото автора.

Потребовалось еще 12 лет моей последующей жизни, чтобы, дожив до сороколетия, набраться достаточного западного опыта, обьехать многие страны Европы, и, окончательно покинув Россию, стать тем самым мелким клерком в Австралии, о котором я даже и не мечтал тогда в Лейпциге. Но это было потом, а пока, в возрасте 28 лет, я стоял посреди красивого немецкого города, задрав вверх голову, и разглядывал замечательный небоскреб Хоххаус, что согласитесь, для 1987 года было уже совсем неплохо.

На улицах Лейпцига, ГДР, 1989 год. Фото автора.

1. 21 …NOT SHAKEN!

Время шло, и за три месяца мои поездки в излюбленный Лейпциг стали привычным делом. Однако, душа требовала песни, и сияние закардонного Лас-Вегаса все не давало мне покоя. Место было, время было, но чего-то не хватало. Как известно, русскому человеку в трудном заграничном окружении, в условиях красивого, но все-таки неродного города, лучше всего выпить для восстановления душевной гармонии. Практика показывает, что хорошо выпив, многие неудобства длительных путешествий пропадают, и само путешествие потом вспоминается с легкой улыбкой. Правда, если немного не расчитать, то от путешествия по городу может остаться только улыбка, без особых воспоминаний вообще. Подобное случилось со мной в 1979 году в самом европейском городе Советского Союза – Риге. Это история достойна отдельной главы, но факт, что мне пришлось приехать в старую часть Риги на следующий день, чтобы посмотреть город, т.к. после первого дня визита осталось только похмелье. Просто пить пиво посреди Германии было банально, пить одному водку в центре Лейпцига – пошло, а сладкие немецкие ликеры были уже знакомы и хорошо шли под вареную картошечку с колбаской за дружным столом семейства доктора. Нужны были новые ощущения, достойные исторического города Лейпцига, междунородной торговли, и, вообще, светлой памяти тов. И.С.Баха!

Бар «Тиволи» в 1988 году и сейчас, где расположился популярный ночной клуб прогрессивной эротической направленности - “ Markt 1”. Интересно, что бар в заведении до сих пор носит название «Тиволи». По материалам Интернета, слева – фото автора.

В очередной свой визит в Лейпциг, я решительно двинул в сторону тагесбара «Тиволи», питейного заведения недалеко от центральной площади города. В моем советском понимании, для настоящего буржуазного разложения заведение не должно было торговать сосисками и капустой, там не должны были питаться пролетарии в обеденный перерыв, и, конечно, не должно быть русских на расстоянии видимости. С последним было ОК, т.к. русских за все три года поездок в Лейпциге я так и не встретил, за исключением ярмарочной Мессе с советским павильоном. Заведение «Тиволи» явно не было обычной кафешкой и с улицы смахивало на бар, из которого приятно пахло и выходили хорошо одетые немцы.

Вдохнув для смелости, я толкнул блестящую дверь заведения и вошел внутрь. Там было прохладно, тихо, в полу-темном помещении приятно пахло смесью дорогого табака и спиртного. Заведение смело можно было назвать баром, но оформление было довольно простецким, что характерно, очевидно, для весьма отдаленных от неоновых дворцов Лас-Вегаса заведений. Народу было немного, но народ был какой надо! Немецкие граждане вполне западного типа сидели за столиками, курили и тихо разговаривали. Моя персона не вызвала никакого интереса, и я решительно двинулся к стойке, где стояла пара немцев. Выбор напитка я предусмотрительно оставил на последний момент, т.к. щекотливая ситуация с немецким языком могла быстро поставить меня в тупик. В глубине души я надеялся встретить англо-язычных немцев в цивилизованном Лейпциге, но мои надежды могли и не оправдаться. В крайнем случае, подумал я, возьму пиво, всегда надежно! Однако, бар – не «окошко», и сцена выбора пива вполне может стать достойна какой-нибудь французской комедии с Луи Де-Фюнесом, как это было со мной в Брюсселе в 1995 году.

Традиционная бутылка Мартини и немецкое население, предпочитавшее более простые напитки. ГДР, 1988 год. По материалам Интернета.

Немцы у стойки что-то громко обсуждали, гортанно смеялись басом и смачно курили, иногда общаясь с симпатичной, белокурой немкой-барменшей. Я присел на барный стул в сторонке и терпеливо наблюдал, привыкая к обстановке. Поддавшие посетители, заметив меня, решили закончить свой разговор и вернулись к заказу. Один из них заказал мартини, очевидно, для своей дамы, сидевшей с остальной компанией в глубине бара. Барменша ловко подхватила привычно круглую (тогда еще!) бутылку мартини-бьянко с традиционно-витиеватой (тогда еще!) вермутовой этикеткой и наполнила плоский элегантный бокал с неизменной маслинкой на палочке. Вот оно! – подумал я. Решение было ясно и логично – заказываю мартини!

Лейпциг, ГДР, 1988 год. Фото автора.

  Следует напомнить, что русско-народный напиток мартини в 1987 году не был знаком в СССР. Если некоторые любители английского национального героя мистера Дж.Бонда возразят мне, что «разболтанный, но не встряхнутый!» напиток был известен русскому человеку всегда, я должен напомнить, что в Советском Союзе фильмы и книги с алкогольно-сексуально «аддиктнутым» супершпионом 007 были официально запрещены и наказывались статьей. Один мой сокурсник имел проблемы на таможне, когда в 1979 году среди многих музыкальных кассет сдуру повез в СССР из Ливии кассету с саунд-треком старого фильма с Шоном Коннери. Естественно, скажет читатель, в советской стране всегда были люди, которые свободно смотрели фильмы с Дж.Бондом и не только с ним, очевидно, запивая все это легендарным шпионским коктейлем, благо водки было достаточно. Но, русские люди узнали сладкий вкус дешевого итальянского вермута только после 1991 года, после окончания популярной в народе борьбы с алкоголизмом им. М.Горбачева. А, все-таки, здорово, что Бонд пил не марочный французский коньяк!!

Мартини советский человек знал только по некоторым рекламам на щитах иностранных спортивных мероприятий, по книгам и итальянским фильмам. Замечательным свойством знаменитого вермута было его название – оно звучало одинаково на всех языках мира, означало одно и то же, и не ставило в языковой тупик. К слову, выбор пива в немецком баре или ресторане совсем не простое дело, как могут подумать многие. В этом случае приятно иметь с собой переводчика, однако, всем рекомендую не пользоваться языковыми услугами сопровождающих вас немцев, ситуация будет просто комичная, в которой я оказался в Франкфурте-на-Майне в 1997 году. Мой заказ был моментально подан на красивой бумажной салфетке, когда поддавшие немцы наконец отправились назад к своей компании, и я с внутренним трепетом протянул двадцати-марочную бумажку барменше, внутренне сжимаясь в ожидании цены. Дама молча отсчитала сдачу и протянула ее мне на тарелочке. Я с облегчением выдохнул, и не считая, сгреб все в карман, на ощупь определив, что там была сдача больше, чем 10 марок. Пронесло! Цены в «злачном заведении» были вполне терпимы.

Варьете «Фридрихштадтпаласт», Берлин, 2000-е годы. По материалам Интернета.

...Мне не надо описывать вкус мартини, потому что даже каждый ребенок, за исключением грудных, его сейчас знает. Но тогда, посреди рабочего дня, в прокуренной тишине немецкого бара, вкус мартини отдавал трубочным голландским табаком, пряными дамскими французскими духами, запахом дорогой, хорошей кожи, крепким мужским лосьоном и чем-то еще неуловимым, чем должна, очевидно, пахнуть шикарная западная жизнь. Я расстягивал редкое удовольствие, умиляясь прихотливости своей неожиданно пестрой судьбы, и рассматривал разноцветные огоньки за барной стойкой через недопитый вермут, которые, приломившись в круглом бокале, сливались в нестойкое сияние уже не такого далекого Лас-Вегаса...

Все права на публикацию защищены. При перепечатке или упоминании ссылка на сайт varvar.ru обязательна

Вверх.

На главную страницу.